Юрий стиснул зубы.
— Пожалуйста, я прошу… Все сделаю, только…
— Что ты сделаешь, мудило? Да ты посмотри, наконец, на себя со стороны. Ты дегенерат — и даже не в состоянии осознать этот простой факт.
Панюшин открыл рот. Что-то менялось там, в глубине его разума. Возможно, те самые кусочки воспоминаний возвращались на свои места, встраиваясь в одну общую картину Панюшинского бытия. И голос… еще мгновение и Юрка сообразит, чей он…
— Сообразит… — задохнулся от смеха голос. — Ну и урод, я просто не могу! Соображай лучше, как дальше быть — или думаешь, Козявка тебе просто так бобину подсунул?
Тут и соображать было нечего — мифический интерес капитана на глазах съеживался до банального выполнения приказов. Чьих? — уже другой вопрос. Не все так гладко в королевстве битых зеркал — перелом никто не отменял, но и надеяться на отсутствие интереса к своей персоне — верх наивности. Что-то будет, ох будет — дайте только сообразить что.
— Ух, ты! — восхитился голос. — Наш герой научился думать копчиком. Какие замечательные выводы! Как там, в документации — теоретическая часть по своему содержанию, и возможно даже значимости, заметно уступает практической, так ведь придурок?
Панюшин не ответил, он лихорадочно соображал. Ведь может сложиться ситуация, когда различные интересы находятся в одной плоскости, и тогда… мысль, пришедшая в голову обжигала похлеще давешнего света.
— Значит… — пробормотал Юрий. — Значит, проект может быть возобновлен?
— Может быть… — продолжал смеяться голос. — Знаешь в чем твоя беда, Юрок? Сказать? Только без обид.
Вместо ответа Юрий растянул в улыбке рот. Догадка забрезжила багровым свечением на горизонте.
— Твоя беда в том, что ты больной ублюдок, Панюшин. И попробуй только не согласиться!
Юрка не стал возражать. Голос в трубке говорил правду — тем более он сообразил, наконец, кто владелец голоса.
— Может быть возобновлен… — продолжал глумиться голос. — Да он идет полным ходом с того самого момента, как в твоей больной башке наступило просветление.
Голос был прав — только больной ублюдок слушает голоса, разговаривая сам с собой. Панюшин медленно опустил телефонную трубку — ту самую, выдранную с мясом на привокзальной площади в Дружковке. Голос никуда не делся — теперь Юрка мог слушать его и без ставшей ненужной трубки, ведь голос в ней принадлежал ему самому.
* * *
— Кто вы?
Широкое некрасивое лицо стриженого осветила улыбка.
— Ну, с доктором, допустим, ты уже знаком. Может, подзабыл просто. А что касаемо меня — не нужно тебе этого знать, хлопче.
