Он ставит перед отцом еще бутылку, кашляет, открывает окна, мешает в камине, зевает, прикладывает руку ко лбу и всем своим видом показывает, что ему не по себе. Однако все без толку: старик не уходит.
— Налей же себе, — говорит он опять, — и передай мне бутылку.
— Благодарствую, — отвечает хозяин, — но только я не курю и не пью.
— И хорошо делаешь, мой мальчик. Говорят, будто самое важное — чистая совесть. Ерунда! Самое важное — здоровый желудок. Тогда и спишь лучше, и голова не болит. Ты по утрам небось свеж как огурчик — и прямо за свою юриспруденцию, а? — Тут старый лорд скорчил такую рожу, что ему позавидовал бы сам мистер Гримальди[10].
Хозяин сидел бледный и морщился, как тот несчастный солдат, которого однажды на моих глазах пороли «кошкой». Он ничего не ответил, а папаша продолжал и после каждой точки подкреплялся из бутылки.
— При твоих талантах и принципах ты далеко пойдешь! О твоем прилежании говорит весь Лондон. Ты у меня не просто философ; ты, как видно, открыл философский камень. Этакая квартира, лошади, шампанское — и все это на двести фунтов в год!
— Не на те ли двести, сэр, — говорит хозяин, — которые вы мне выдаете?
— Вот именно, мой мальчик, на те самые, — говорит милорд, покатываясь со смеху. — Это-то и удивительно: я их не выплачиваю, а ты живешь на широкую ногу. Поделись же своим секретом, юный Трисмегист[11]! Научи старика отца, как творить подобные чудеса, и — клянусь честью! — я буду выдавать тебе твои двести фунтов.
— Enfin, милорд, — говорит мистер Дьюсэйс, теряя терпение, потрудитесь объяснить мне цель вашего визита. Вы предоставляете мне голодать, а теперь вам смешно, что я зарабатываю свой хлеб. Вы видите у меня достаток и…
— Вот именно, мой мальчик. Да ты не горячись. Передай-ка бутылку. Да, вижу у тебя достаток, и такой умница, как ты, еще спрашивает, зачем я явился! Элджернон, где же твоя мудрость? Зачем я явился? Да именно потому, что ты живешь в достатке. А иначе за каким чертом я бы вспомнил о тебе? Разве мы видели от тебя что-нибудь хорошее — я, твоя мать или братья? Разве за тобой водится хоть один хороший поступок? Разве мы когда-нибудь притворялись, что мы тебя любим, а ты — нас? Будто ты без меня не знаешь, что ты — мот и мошенник! Я за тебя и за твоих братьев переплатил долгов на тысячи фунтов. Ты никому долгов не платишь, но мне ты эти деньги вернешь. Не захотел добром в ответ на мое письмо? Я так и знал. Если бы я известил тебя о приезде, ты бы улизнул; вот я и явился незваный, чтобы тебя принудить. Вот почему я здесь, Элджернон; наливай же себе и передай бутылку.
