После этой речи старый джентльмен откинулся на софу и выпустил изо рта больше дыма, чем хорошая дымовая труба. Признаюсь, эта сцена мне понравилась, — приятно было видеть, как почтенный и добродетельный старец загоняет своего сынка в угол; совсем как тот — Ричарда Блюита. Хозяин сперва покраснел — потом побелел — потом посинел; ни дать ни взять — мистер Типпи Кук в трагедии «Франкенштейн»[12]. Наконец он вымолвил:
— Милорд, — говорит, — я так и подумал, когда вас увидел, что надо ждать какой-нибудь пакости. Да, я мот и мошенник — так ведь это у нас в крови. Своими добродетелями я обязан драгоценному отцовскому примеру. Вижу, что к другим доблестям ваша светлость добавили пьянство; потому вы и явились сюда с вашими нелепыми требованиями. Когда протрезвитесь, вы, надеюсь, поймете, что не такой уж я дурак, каким вы меня считаете; если у меня есть деньги, они при мне и останутся — все до последнего фартинга, сколько бы вы ни пили и ни грозились.
— Ну что ж, — говорит лорд Крэбс, который, казалось, задремал во время сыновней ретирады и выслушал ее с полным спокойствием. — Не дашь — tant pis pour toi[13]. Я не намерен тебя разорить и ничуть не сержусь. Но мне нужна тысяча фунтов. Лучше дай ее сейчас, иначе это встанет тебе дороже.
— Сэр, — говорит мистер Дьюсэйс, — буду с вами столь же откровенен. Я не дам вам ни фартинга, хотя бы вы…
Тут я решил, что пора отворить дверь; дотронувшись до шляпы, я доложил:
— Я ходил в «Кафе де Пари», милорд, но оно закрыто.
— Bon![14] Молодец, оставь эти пять франков себе. А теперь посвети мне и проводи к выходу.
Но мой хозяин уже сам взял свечу.
— Простите, милорд, — говорит, — зачем слуга, когда здесь ваш сын? Неужели, милый отец, вежливость совсем уж у нас вывелась? — И пошел его провожать.
— Спокойной ночи, мой мальчик, — сказал лорд Крэбс.
— Храни вас бог, сэр, — отвечает тот. — Тепло ли вы одеты? Осторожно, тут ступенька.
Так простились любящие родичи.
Наутро хозяин встал угрюмый, — видно, понял, что папашин визит не предвещал ему ничего доброго. За завтраком он ворчал, потом перебирал стофунтовые ассигнации; даже отложил было пачку (я понял зачем — чтобы послать отцу).
— Нет, — сказал он наконец, сгреб все и запихнул назад, в секлетер. — Что он может мне сделать? Он мошенник, но и я не простак. Попробую бить его собственным же его оружием.
Тут Мистер Дьюсэйс выфрантился и — на Пляс-Вандом, приударить за красоткой вдовой и за прелестной сироткой.
