Ольга сглотнула, мотнула головой, и пошла в указанном направлении. Зашла в кабинку, постояла за закрытой дверью, прислушиваясь. Когда, наконец, опустела уборная после второго звонка, Ольга осторожно вышла, встала перед зеркалом и достала из кармана тюбик с помадой. Открыла крышечку, выдвинула ядовито-рыжий столбик и со страхом посмотрела на себя в зеркало.
«Можно тронуть губы помадой», пронеслось у нее в голове, словно неоновая вывеска. Яркими вывесками сверкает весь город. Пока ехали от вокзала до театра, все слилось в одну бесконечную зелено-желтую полосу. Ольга наклонилась к зеркалу и поднесла помаду к губам.
– Оля! – в уборную вбежала запыхавшаяся училка. – Я тебя ищу по всему театру!
Ольга дернулась, ткнула себя в верхнюю губу острым кончиком помады. Тонкий карандашик помады сломался и упал в раковину.
Оля подняла испуганные глаза на училку не зная, что теперь делать.
– Только не реви! – училка аккуратно подцепила огненно-рыжую палочку помады из белой фаянсовой раковины, взяла из рук Ольги тюбик, вставила обломок на место и закрыла колпачком. – Потом чуть-чуть нагреешь и прилепишь, будет как новая, – вдруг спохватилась, что это ее ученица и добавила, – только никому не говори! И в училище не пользуйся.
Она схватила замороженную Ольгу за руку и поволокла на третий этаж, на самый дешевый верхний ярус. Все ученицы уже сидели там, беспрестанно возясь в бархатных креслах, шушукаясь и пихая друг друга локтями в бок. В это время погасили свет, училка усадила Ольгу рядом собой и шикнула на девочек. Все примолкли, занавес поднялся. Внизу, в партере раздались жидкие аплодисменты, и постепенно их подхватил весь театр.
Когда на сцене появилась толстая тетка, размалеванная как кукла, со странной прической, и игриво стала приставить к плюгавенькому мужичонке, подбоченясь, прохаживаться перед ним, девочки поняли, что это и есть Кармен. С этого момента театр и история Кармен перестали для них существовать. Невозможно было, что бы такая толстая и старая тетка испытывала такие чувства, как рассказывала им училка, а тем более уж – такую Кармен, не могли любить. Да и кому тут было любить? Такие мужики живут у них в деревне, и они говорят не о любви. Такие мужики говорят о тракторе, о том, что надо выпить. А когда выпьют, они говорят такое, от чего не стойкие, как Ольга краснеют. Но понимают, что это и есть любовь.
Ольга, сжимая сломанную помаду, слушала с закрытыми глазами. Она наполнялась пылью табачной фабрики, тоской работниц и куражом Кармен. Она чувствовала, как Кармен любила и дразнила. Ольга и была Кармен. Она умирала, и пела.
