И вот, значит, Севастополь… Чем дольше я размышлял, тем сильнее чувствовал, как трудно будет улететь от Нади. Я колебался, искал убедительный повод остаться. Взрослые, конечно, обо всём догадывались, но, щадя моё самолюбие, молчали. Я уже собирался объявить, что хочу готовиться в художественное училище, но Надя вдруг изменилась. Два последних раза, приходя с родителями в гости и принимая нас, она держалась так, будто не желает больше разговаривать с мелюзгой, будто даже стыдится тех лет, когда разговаривала. Не в силах понять, что произошло и почему, я не захотел смотреть на её задранный нос и решил: уеду. И уехал.
Первые севастопольские дни ушли на знакомство с городом. Я гулял по улицам, видя их как бы сквозь подступающие слёзы. Разумеется, ни одна капля не вылилась, даже когда оставался один. Ну и ладно, мысленно твердил я, обойдусь, а ты живи как хочешь. Зато я здесь, и мне очень хорошо!
То же самое объяснял по телефону бабушке:
– Здесь прекрасно, замечательно, приезжайте в гости!
– Постараемся, – ответила бабушка, – а сейчас с тобой кое-кто поговорит.
И в трубке зазвучал весёлый голос Нади:
– Привет! Как вы там устроились?..
Она была прежней! Мы болтали полчаса, в тот же вечер я закончил свой первый севастопольский вид и назавтра отправил ей в большом заказном конверте, надписав на обороте: «Приезжай обязательно!»
Вскоре пришёл ответ:
«Извини, пожалуйста, что я так себя вела. Просто узнала, что уезжаешь, и подумала: ну и ладно, живи как хочешь, а я обойдусь! А потом ещё подумала и решила, что ты не виноват, человек подневольный. К тому же, всего один год. Спасибо за рисунок, обязательно приеду, может быть, даже зимой на каникулах!»
Вероятно, это были последние наши письма друг другу, более поздних найти не могу. Нет, мы не рассорились и не потерялись, куда же денешься с семейной лодки. Просто развились другие возможности общения: безлимитный интернет, аська, чуть позже – социальные сети. Тогда они казались удобнее, а сейчас временами думаю: письма всё-таки лучше. Интересно было бы взять, перечитать…
Севастополь поразил меня близким, совершенно ручным и домашним морем, неуловимыми переходами от дневного света к темноте, но более всего – холмами и кручами. После петербургских горизонтальных плоскостей это был огромный сюрприз: идёшь по улице и ушами чувствуешь перепады давления! А ходил я поначалу много, и всё время вверх, вверх, вверх.
От первых севастопольских недель у меня осталось впечатление непрерывного, бесконечного движения в гору. Пока не наступил сентябрь, по утрам я убегал из дома, гулял без цели, без плана, с каждым днём забираясь всё выше, на катере доплывал до Северной стороны и там тоже куда-то карабкался. Страшно удивляло, как много улиц в городе имеют в своём названии слово «спуск». Синопский, Троллейбусный, Красный, какой-то ещё…
