Папа уже начал отдыхать, но еще не отдохнул. Он после работы, да и в выходной тоже, когда вечер, всегда старается так отдохнуть, чтобы не видеть, не слышать и не думать вообще. А то на работе упашешься, домой придешь, а тут мы, и папа всегда говорит, что вот бы его глаза нас не видели. И маму тоже. Ну а чтобы твои глаза никого не видели, это надо о-го-го как отдыхать. И вот пока он отдыхает, его лучше вообще не трогать. А то он очень злится, что ему не дадут отдохнуть.
И вот как раз папа начал отдыхать, а тут и мы пришли. Если бы не Мамаша, мы бы до ночи гуляли и потом бы только домой вернулись тихонечко, и быстренько бы спать легли, и ничего бы такого не было.
Но мы пришли рано, и еще с чужими, и папа это увидел.
Он нагнул голову, ноги расставил пошире, чтобы не падать, и так посмотрел на Мамашу как будто снизу. Хотя на самом деле он был выше Мамаши, даже когда она на таких каблуках. Н-ну, говорит. Мы лучше пойдем, говорит Мамаша, а сама не уходит. Вы кто, говорит папа. Понимаете, говорит Мамаша, а сама Хорошенького запихивает незаметненько так себе за спину, типа защищает, умора. Понимаете, говорит, ваш мальчик ударил моего сына. Просто так. И че, говорит папа. Может, вы примете меры, побеседуете с ним, говорит Мамаша, а я ничего, я согласна все замять, я и в полиции скажу, что претензий к вам не имею. В полиции, говорит папа, и плечи у него начинают ходить вверх и вниз. Это значит, два щенка подрались, а вы теперь в полицию, что ли. Поймите меня правильно, говорит Мамаша, а сама пятится, как будто не сама сюда пришла, а ее притащили. Моего сына, говорит, избили до крови, я перепугалась и обратилась в полицию, а что я должна была делать, если ваш сын продемонстрировал совершенно недопустимое поведение. Но я, говорит, готова заявление забрать, я просто не знала, что вы… что у вас тут так… что у вас… что у вас.
В полицию, говорит папа, а лицо у него вдруг становится темно-красное. Ты, говорит, щенок, навел на меня ментов. Это он уже мне, понятно, а не Мамаше. Иди сюда, говорит. Мне тут сказали, я должен с тобой побеседовать. Иди, я с тобой побеседую.
Если бы Мамаша с Хорошеньким сзади не стояли, я бы, конечно, за дверь и Сестренку бы прихватил. Но они стояли сзади, и папа схватил меня за плечо еще покруче того мента, и притянул к себе, и кулаком мне прямо в ухо как даст.
Сначала я подумал, что папа наконец-то вышиб мне мозги, как уже сто раз обещал. Потому что очень уж стало все громко вокруг. Потом я понял, что это они все вопят хором – не одна Сестренка, как обычно, а еще и Хорошенький и Мамаша. А еще немного потом у меня в голове их голоса разделились. Сестренка просто плакала, потому что ей всегда было плохо, когда мне плохо. Хорошенький орал: мама, я боюсь, я хочу домой. А Мамаша орала: отпустите немедленно ребенка.
