И пойду, говорит Мамаша. И схожу. Я им такое устрою, мало не покажется. Воспитывают зверенышей. Только вы, говорит, мне все-таки полицейского с собой дайте, а то, может, у них там криминальная обстановка.
Тетка-мент усмехнулась, головой потрясла. Говорит, что вроде как она так сделать не может, у нее людей свободных нету, все заняты. И вообще типа ваш визит к этой семье – это ваша личная инициатива. Это типа она так все повернула, как будто Мамаша сама решила к нам идти деньги трясти с наших родителей, а не тетка ей присоветовала. Во как людей лечат! Если бы я так умел, никогда бы голодный не ходил.
Это мы еще посмотрим, как у вас кадров нет, говорит Мамаша. Хорошенького подхватила и понеслась по коридорам. Уж она там визжала-визжала, а только никого ей в помощь так и не дали. Может, правда, все делами заняты, а может, это потому что зря она с ментами спорила. С ними никогда нельзя спорить, я слышал давно, папа маме говорил. Что они, может, и не самые главные, но живут как самые главные и очень не любят, когда с ними спорят.
Мамаша вернулась злая, дышит быстро, волосы все в разные стороны, у Хорошенького морда жалобная и уставшая. Мамаша отдышалась, волосы рукой пригладила. Пошли, говорит мне. Пошли, говорит, к твоим родителям.
Ну, я вообще ни с кем спорить не люблю. Я пошел. Тем более из ментуры вот так запросто отпустили. Я слышал, это большая удача.
Идем мы, идем, Мамаша Хорошенького за руку волочет, Сестренка за мою штанину держится, топает ножками легко-легко. И Мамаша так еще приговаривает, как будто сыночку своему, а на самом деле сама себе: ничего, Вова, вот придем к этим нехорошим людям, они пожалеют. Они нам заплатят. Мы им покажем, где раки зимуют.
Я слушал, слушал, потом что-то так смешно стало, как будто кто щекочет изнутри, ну вы понимаете. Я засмеялся.
Так мы и дошли до самой нашей квартиры. Мамаша бормочет, я смеюсь. А сам думаю: как плохо, что у папы выходной. Если бы он сегодня работал, мама бы ничего ему не рассказала про то, что Мамаша приходила. Она бы ее просто забыла. Но ничего, думаю я, может, папа уже как следует отдохнул и спит. Тогда пронесет.
Открываю я дверь ключом, мы с Сестренкой заходим. Мамаша с Хорошеньким тоже за нами зашли – и как встанут, как будто на стекло наткнулись. У Мамаши аж рот открылся. Хорошенький лицо сморщил, брови сделал такими косыми, как если бы ревел, и говорит: мама, пойдем домой, а?
И лучше бы она его послушалась, честное слово. Но она рот как дура разинула и стоит, только по сторонам смотрит. И тут вышел папа.
