– Подло, – киваю я. – Но это было ответом подлостью на подлость.
– То есть, по-твоему, существует подлость разрешенная? Отлично, отлично. Тогда проведи мне границу между хорошей подлостью и плохой. Не трудись, ты не сможешь этого сделать. Либо у тебя хватает силы и смелости использовать людей в своих интересах, либо нет.
– Это вы, значит, у нас сильный, а я слабак?
– О, мы начинаем рассуждать логически. Браво, юноша! – Бессмертных склоняется в легком поклоне и несколько раз хлопает в ладоши. – Только учишься ты, к сожалению, слишком медленно. А у меня, к сожалению, нет ни времени, ни желания с тобой возиться.
– А я, кажется, начинаю понимать, с чего вы так кипятитесь, – говорю я. – У вас из-за одного слабака планы сорвались. Вы велели перехватить меня, когда я выходил от Юджина, чтобы я не мог поехать к Тае… Талии. И поехали к ней сами. Цветочков наверняка прикупили. Колечко в ювелирном. А она вам раз! – и отказала. Сюрприз!
– Деточка, – тихо говорит Бессмертных. – Заткнись, а?
Я вдруг замечаю, что губы у него трясутся.
Мне, видимо, должно быть страшно. И мне становится страшно.
– Ну так это же не беда, – я, кажется, опять несу чушь, но остановиться уже не могу. – Вы у нас мастер приворота, так? Ну и действуйте. Позвольте себе эту маленькую подлость. Вы же с той дамой, которая вам вечно в этом мешает, уже разобрались, так?
– Я сейчас с тобой разберусь, – шепчет Бессмертных. На лбу у него выступили капли пота.
За его спиной неслышно, ужасно медленно отворяется дверь.
– У вас сквозняки в здании, – говорю я. – Нехорошо.
– Не отвлекайся, деточка, – шипит Бессмертных. – В глаза мне смотри. Не бойся, это не больно.
В дверь бесшумно входит высокая и очень худая женщина. На ней темно-серая куртка с капюшоном, надвинутым на лоб, темные брюки, кроссовки. Она замечает, что я смотрю на нее, и бесшумно подносит палец к губам.
– Что-то у меня нет ни малейшего желания любоваться вашими дивными очами, – говорю я, глядя на женщину.
Ее глаза кажутся мне серыми дырами.
Она делает шаг.
Тянет сыростью.
Подвалом.
Нет, кладбищем. Пахнет кладбищем. Пахнет землей, в которую зарыли моего отца.
Женщина смотрит на меня из-под капюшона.
И вдруг я вижу папу.
Сын, говорит он. Я хочу тебе кое-что показать. Зайдем в мою комнату. Дай мне руку, здесь темно.
Свет и вправду куда-то исчезает. Как будто лампочку накрыли половой тряпкой.
Я чувствую руку отца. Она теплая.
Я не делаю ни шага, но интерьер вокруг меняется. Мы уже не в кабинете – мы в небольшой и старообразно-уютной комнатке. На полках темного дерева – старые книги. Возле окна застеленная кровать, на ней пухлая подушка уголком вверх, накрытая кружевной накидкой; около кровати темный пузатый комод. Окно занавешено тяжелыми портьерами. В одном углу – кресло и торшер, в другом – письменный стол. На столе фотографии в рамках – моя и мамина.
