Конечно, я играл и на флейте – мне ведь надо было готовиться к вступительным экзаменам. Но дудук позволял зарабатывать больше в разы.
В институт я поступил легко. Мне выдали пропуск в общежитие – так я получил крышу над головой. Я надеялся, что меня тут же возьмут в какой-нибудь оркестр и об электричках можно будет забыть, но надеяться на это первокурснику было слишком смело, так что я продолжал свои разъезды. Играл и в метро, и на улицах. А летом снова отправился вести бродячий образ жизни. Хотя мог спокойно пожить в общаге, это разрешалось. Кто его знает, почему я так сделал. Может, потому, что хотел снова встретить ее.
Я ее впервые увидел в самом конце весны. Она стояла у автомата, продававшего билеты на электричку, и дрожащими пальцами скармливала ему мятую купюру. У нее были всклокоченные волосы и рваная перепачканная футболка. Я даже подумал, что она из тех неприкаянных вроде меня, что ночуют на улице, но что-то в ней было не так.
К ней начал приставать один из местных бездельников. Я неплохо его знал и поэтому решил вступиться за девушку. Тут-то она на меня и посмотрела.
Все, чего я искал в музыке, было в ее глазах.
Я что-то говорил и все глядел на нее. Она отдала тому бездельнику гору мелочи. Скрылась в торговом центре. Я видел, на какую электричку она покупает билет, и решил, что ни за что ее не упущу. И упустил.
Я ждал ее на платформе, пока она гонялась за тем балбесом, отобравшим у нее кошелек с деньгами. Я разыскивал балбеса по подворотням, пока она на платформе ждала поезда. Я нашел того, кто ее обидел, а он трясся, хныкал и лепетал какую-то чушь про мужика в красной куртке и с драконьей мордой, который появился из ниоткуда на крутой тачке, сгреб его за шиворот, расспросил о девушке, забрал ее кошелек и уехал в никуда. Я успел на поезд, в котором она ехала, я нашел ее в вагоне, я играл для нее, я чувствовал, что ей нравится моя музыка, а меня приняли люди в форме, которым позарез потребовался концерт в отделении прямо сейчас. Так я ее и упустил.
Я видел ее ночами во сне и днем наяву. Я смотрел людям в лица и видел ее лицо. Музыка, которую я писал, была о ней и для нее. Но ее не было – ни в электричках, ни на улицах, ни в метро.
А потом я все-таки ее увидел.
