Идти оказалось недалеко: изба священника притулилась рядом с церковью и казалась частью церковных построек из-за беленых стен и резных наличников на окнах. На крыше вслед за ветром поворачивался жестяной петушок, несколько перьев в его хвосте были погнуты.
– Заходи, раб божий, – отец Спиридон приглашающе распахнул двери и сам прошел в сенцы, оттирая подошвы ботинок о коврик и снимая их в прихожей. – Зовут-то тебя как?
– Павел.
– Тринадцатый апостол, значит. Ну, входи, Павел, не стесняйся – священник перешагнул порог коридора и густым басом прокричал: – Катенька, душа моя, ты дома?
Павел аккуратно поставил обувь и вошел следом. Из темной комнаты выглянула женщина, поддерживая тугой живот, хмуро глянула на мужа:
– Тише! Раскричался! Ваньку разбудишь.
– А я не один, с гостем, – отец Спиридон поцеловал женщину в лоб. – Поставь нам чайник, моя душа, да принеси баранок. Мы посидим немного, за жизнь побеседуем.
На кухне пахло теплым парным молоком и немного ладаном. Павел сел на свободный табурет, разгладил клеенчатую скатерть и проследил, как женщина степенно накрывает на стол, выставляя вазочку с вареньем, конфеты, соленья и нарезку из балыка.
– Ступай, – отец Спиридон погладил жену по выпирающему животу. – Дальше мы сами. Шуметь не будем.
– На беленькую не налегайте, еще вечерю отстоять надо, – ответила женщина, вежливо, но прохладно улыбнулась Павлу, и вышла из кухни.
Священник крякнул:
– Ох, и язва! Пошто мне такая матушка досталась? Ну да понять ее можно, второго ждем.
Помедлил, пока в доме не наступит тишина, потом полез в холодильник и достал заиндевевшую бутыль.
– Ты как, уважаешь?
– По стопке можно.
– Добро!
Звякнули о стол рюмки, отец Спиридон вытянул зубами пробку и налил до краев.
– Ну, будем! За упокой души Захария!
Перекрестил рюмку, перекрестился сам и опрокинул водку в рот. Павел выдохнул и последовал его примеру. Водка обожгла слизистую, Павел сморщился и сразу закусил балыком.
– Отличный балык! – похвалил он.
– Сами и солим, и вялим, – довольно отозвался отец Спиридон. – Не то, что ваша, городская, магазинная. Ни запаха, ни вкуса – грех один.
– А вы откуда знаете? – сощурился Павел, привычно выровняв на столе рюмки и сдвинув варенье на край.
– Так я сам городской, – усмехнулся отец Спиридон. – Родители глубоко верующими были и назвали в честь Спиридона Тримифунского. Потом в семинарии отучился, а потом Владыка сюда направил. Да только если бы знал…
Он качнул головой и проредил пальцами густую шевелюру. Павел повторил его жест, ненавязчиво дотронувшись до слухового аппарата, и подкрутил регуляторы.
