– Что такое? – с досадой отозвался Листар. – В нору какую попал, что ли?
Над головой грохотнуло, и что-то невидимое толкнуло в грудь.
– Вроде того, – глухо сказал Степан. – Не пройду.
Маврей выругался шепотом, мужики потоптались и осторожно отошли в сторону, едва не стесывая бока гроба о сучки накренившейся сосны.
– Так пройдешь, батюшка?
– Попробую.
– След в след ступай! Да не мешкай, того гляди, ливанет!
Листар двинулся вперед, втаптывая в грязь соляные кристаллы. Невидимое натяжение лопнуло и обдало голову едва слышимым звоном. Степан вздохнул и перешагнул запретную черту, проложенную кем-то предусмотрительным и умным, кто совсем не боялся мертвых, но опасался живых.
Церковь разинула обугленный рот и в кромешной темени гроб опустили на пол. Глухо стукнулись доски о доски, покойный качнулся, издав сухой шелест. Только тогда Степан чиркнул спичкой и зажег вытащенную из-за пазухи свечу. Оранжевые блики разбежались по закопченным стенам, осветили мертвенные лица мужиков.
– Идите и молитесь! – тихо сказал Степан. – Верьте – и по вере воздастся нам.
Те поклонились в пояс, попятились к двери – сначала спиной, потом повернулись и, толкая друг друга, выскочили из церкви на воздух, а там понеслись, подстегиваемые ураганом. Степан подождал, пока их фигуры не затеряются среди кустарников и крестов, после чего осторожно запер дверь на новенький, на днях прилаженный засов. Здесь, в церкви, пахло горелой древесиной и тленом. Стараясь не смотреть на гроб, Степан прошел до алтаря и вынул припрятанные свечи, которые не спеша расставил по кругу. Черные языки вытянулись вверх, заплясали под куполом, свиваясь в змеиные клубки. Заколоченные окна осветило белой вспышкой, и сердце дрогнуло, когда бревенчатые стены потряс громовой раскат.
– Не убоюсь ужасов в ночи, – пробормотал Степан. – Ни бесов, ходящих во мраке.
Подошел к гробу, склонился над телом старца – желтоватое, будто вылепленное из воска, лицо было спокойно и неподвижно. Редкие волосы зачесаны так, как Захарий носил при жизни, борода оглажена, под плотно сомкнутыми веками залегли тени.
– Каждому приходит свой срок, – прошептал Черный Игумен и дотронулся до сложенных рук старца. – И червю, и человеку. И тебе, Захарушка, – отбросил укрывающий покойника саван и запустил пальцы в подкладку, нащупывая то, что спрятал, забирая тело из морга. – Жнущий получает награду и собирает плод, – вытащив сверток, Степан развернул его на полу. – Вот теперь говорю: пришло время жатвы!
