Черный Игумен жадно пил из большого прозрачного кувшина, словно его мучила жажда. Наконец, опустив его и вытерев рукавом бороду, обвел горящим взглядом паству и прохрипел:
– Скорбит Господь, видя нечестивые дела. Неверие разъедает души, как гниль.
– Веруем, батюшка! Спасение наше! – вразнобой прогудели мужские и женские голоса, но Степан отмахнулся.
– Слышал я, – продолжил он, – как многие говорили: «Вот, старец Захарий умер, а ты не стоишь перста его. Если ты – Бог, так накажи преступника, если гнев, то где твои стрелы?» И вот я отвечаю вам, как отвечал Господь фараону, царю Египта, – он наклонился и выдернул из-под ног обструганную щепу. – «Теперь ты узнаешь, что я – Господь! Посохом, который у меня в руке, я ударю по воде Нила, и вода превратится в кровь. – Степан опустил щепу в воду и прижал ко дну. – Рыба в Ниле умрет, река станет зловонной, и египтяне не смогут пить из нее». Так и я взываю: «Господи! Если Ты говоришь через меня, то покажи нечестивцам всю силу Своего гнева! Преврати эту воду в…»
Женщины взвизгнули, потом громко выдохнули мужчины. Со своего места Павел увидел, как вода в кувшине окрашивается в багрянец. Рядом прерывисто задышала незнакомка и впилась острыми ногтями в Павлово плечо.
– …кровь! – мрачно докончил Степан и, отступив, со всей силы хватил кувшин о камень.
– Господи, помилуй! Прости за грехи наши! – донеслось из толпы.
Черный Игумен нагнул голову и обвел паству тяжелым взглядом.
– Я сделаю так, – глухо проговорил он, – чтобы во всех реках и водоемах вода превратилась в кровь. Даже в стеклянных и глиняных сосудах. Такова будет расплата за неверие. Я накажу мир за зло, а нечестивых за беззакония, и это – мое первое наказание…
– Батюшка, не гневись! – завопила женщина и первая бухнулась на колени. – Лукавый с пути сбил! Все он, он! Антипка!
Следом за ней бухнулся на колени мужик, рванул на шее крученую подвеску и захрипел:
– Не гневись, батюшка! Не со зла, а только по бесовскому наущению…
– Бесы к тому приходят, кто им свое сердце с охотой открывает, – ответил Степан. – Каешься ли?
– Каюсь! – с жаром подхватил Антип. – Любое наказание приму!
– Тогда будет тебе десять плетей, – холодно сказал Степан. – А тебе, Авдотья, пять. – И ткнул пальцем в толпу: – Ты, Листар, и ты, Маврей, проследите.
От Краснопоясников тотчас отделились двое мужиков и подхватили под руки рыдающую женщину, а Павел вспомнил, что именно они несли на плечах гроб с телом старца Захария, и снова ощутил на языке горелый привкус. Облизал губы – привкус пропал.
