Дуэль Пушкина | страница 96
В свете Наталья блистала как Мадонна. Её триумфу нисколько не мешала молва об умственных способностях молодой женщины. «Невозможно быть прекраснее, ни иметь более поэтическую внешность, — писала Долли Фикельмон, — а между тем у неё немного ума и даже, кажется, мало воображения»[435]. Романтическое увлечение не помешало Дантесу повторить чужие слова о том, что у Натальи Николаевны мало ума[436].
Приятель Пушкина Н.М. Смирнов вспоминал, как Пушкин, отец семейства, приходил к нему в гости и уныло повторял, а иногда и пел: «Грустно! Тоска!»[437] Смирнов всецело относил уныние Пушкина на счёт женитьбы, которая «была его несчастье». Но он ошибался. До брака с Гончаровой поэт твердил «Тоска! Тоска!» в доме у сестёр Ушаковых. Екатерина Ушакова, которую считали невестой поэта, жаловалась брату: «Город опустел, ужасная тоска (любимое слово Пушкина)»[438]. После помолвки с Натали Пушкин писал 31 августа 1830 г. Плетнёву: «Милый мой, расскажу тебе всё, что у меня на душе: грустно, тоска, тоска. Жизнь жениха тридцатилетнего хуже 30-ти лет игрока. […] Чёрт меня догадал бредить о счастье, как будто я для него создан»[439]. Тому же Плетнёву полгода спустя Пушкин сообщал нечто иное: «Я женат и счастлив; одно желание моё, чтоб ничего в жизни моей не изменилось — лучшего не дождусь. Это состояние для меня так ново, что кажется я переродился»[440].
Суждения о семейной жизни поэта затруднены из-за того, что сохранились лишь письма Пушкина к Натали, тогда как её письма исчезли. Остаётся загадкой, на каком языке переписывались супруги. «Зная нормы бытового общения, принятого в социальном круге, к которому принадлежал и Пушкин, — писал Ю.М. Лотман, — можно полагать, что дома он разговаривал с женой по-французски. Тем более знаменательно, что письма он ей писал исключительно по-русски»; «вероятнее всего, она отвечала мужу по-французски»[441].
Братьям Наталья писала письма то по-французски, то по-русски. В переписке с мужем она, вероятно, также пользовалась двумя языками. Пока Пушкин был женихом, он переписывался с Натали преимущественно по-французски. Однажды Гончарова прислала ему сердитое письмо, которое было короче визитной карточки. Выведенный из себя поэт пытался перейти с французского на русский: «Милостивая государыня, Наталья Николаевна, я по-французски браниться не умею, так позвольте мне говорить вам по-русски, а вы, мой ангел, отвечайте мне хоть по-чухонски, да только отвечайте»