Море, как ни странно, было теплым и уже почти спокойным. Они шлепали по щиколотку в воде, отмывая с подошв глиняные нашлепки, и смотрели, как плавно выгибается берег — будто простыня на ветру. Песок намок, но иногда ветер подхватывал его и сушил на лету, песчинки секли по ногам и летели дальше, но в конце концов успокаивались, заплутавши в сизых шипастых растениях с голубоватыми ежиками цветов. Километрах в трех виднелся другой поселок, пространство до него было пустынным и плоским, только кое-где из песка торчали рыхлые ржавые остовы пляжных сооружений.
Лет двадцать назад здесь шумели сплошные пионерлагеря, теснились навесы, качели, переодевальные кабинки — теперь все тихо выветривалось и крошилось под солеными брызгами и секущими песчаными струями. При желании можно было расслышать в вое ветра призрачные возгласы давних пионеров, складывающих белые рубашки и галстуки ровными рядами на песке, чтобы по команде бодрого физрука зайти в воду, не нарушая границ купальни, ограниченной позеленевшим канатом с толстыми пенопластовыми поплавками. Возможно, и шумная тетка когда-то была одной из красногалстучных девчонок, но ее счастливое детство давно уже прошло, и теперь она, чертыхаясь, жарила рыбу шумным сопливым отпрыскам, весь день изводившим ее нытьем по поводу несбывшегося купания.
Они сели на свернутый бетонный столбик с торчащей арматурой и закурили лицом к морю. Его зеленовато-серая шкура на горизонте сгущалась в глянцевую черноту, облачный фронт стоял свинцовой стеной. Заходящее солнце в разрывы облаков било со спины.
— Смотри, радуга! — ахнула Алена.
Светка сначала не увидела, но неявная дуга набирала силу, и через минуту над морем уже пылали семь цветов спектра. Постепенно проявлялась вторая, еще большая, а за ней третья. Теперь тройная радуга отражалась в море — на темном фоне сияли три концентрические окружности. Эффект был фантастическим — происходящее никак не сопрягалось с реальностью, таких сильных и чистых цветов в природе не бывает. Они пришли из других измерений — чья-то сверхоптика, чья-то дарящая рука, чувство выхода из трехмерности, даже из четырехмерности — до кома в горле, до слез. Фотоаппарата не было, но и без того феерия обещала стать кадром, поразившим память навсегда.
— Это знак! — засмеялась Светка.
И тут опять хлынул дождь — злой, пронзительный. Хлипкий Светкин зонтик, парижский подарок мужа, выдержал два шквальных порыва, потом спицы хрустнули и купол обмяк подбитой птицей. Они бежали вперед и смеялись — по песку, по воде, по длинным валам мелких ракушек, выброшенных прибоем. Мокрые волосы облепляли лицо, сухой нитки не было, зато радость была — внезапная и зашкаливающая, яркая, как три кольца света.
