— Хайре, базилисса! — полусонно пробормотал таксиарх и, повинуясь жесту царицы, опустился на ложе возле изящного столика.
— Хайре и тебе, герой! — прошептала царица, — Выпей из кратера и разум прояснится после вод Леты!
Диофант медленно, нарочито медленно даже для призрачного мира, протянул руку к чаше и стал пить, наслаждаясь каждым глотком ароматного напитка. Двухтысячелетний сон отступил, и полководец вновь обрел себя: мысленно командовал гоплитами Митридата, разгадывал знамения в храме Девы и гнал Палака к стенам его столицы. Перед глазами опять рушились стены Керкинитиды, а скифы и ревксиналы просили пощады у эллинов. Рад бы тогда пощадить врагов, но черная ипостась богини требовала кровавых жертв и получала их сполна.
«Загробный мир! Ты как спасенья круг,
Все исчезает, тлеет все вокруг,
И на тебя лишь наши упованья.
Несчастный разум! Кто тебя творил?
В стране теней печальных и могил
Немеет наше гордое сознанье.»
Диофант мысленно усмехнулся по поводу онемевшего сознания и вздрогнул, ощутив огонь в пустых глазницах.
— Всесилен, знающий смысл своей жизни, одновременно
Слаб, как младенец, на ложе из ивы лежащий,
— насмешливо произнесла богиня, принимая облик пышнотелой матроны средних лет.
«Ударило в сердце чужое копье,
И жадно упало с небес вороньем.
Как странно, ведь я еще жив…»
Весна наступила как-то сразу и лихим кавалерийским наскоком отбросила холод к северу, обласкала запоздалым теплом, высушила отсыревшие палатки, осветила ярким солнцем камни, превратив их в сверкающие драгоценности. Чужая весна издевалась над врангелевцами и они лишь крепче сжимали зубы, когда северный ветер прилетал из Таврики и бил в лицо соленым шлепками. Как же хотелось вернуться в Россию и одним ударом освободить Первопрестольную от краснопузого быдла, утопить мерзавцев в их собственной крови под звуки «Интернационала».
Дроздов развалился на постели и предавался блаженному ничегонеделанию, изучая стежки палаточной крыши так, словно искал в них некий таинственный смысл. Линии почему-то напомнили голову коня, глаз которого ярко сверкал, а затем погас и рисунок распался на множество бессвязных полос.
Морозов играл в карты с соседями по нарам и был в неплохом выигрыше, хотя и меньше чем обычно. Это вам, господа не Монте-Карло, где собиралась карточная элита, хотя накал в игре был преизрядным, но игроки не те. Игра — это не просто шлепанье разноцветными картонками, а своеобразная дуэль нервов и разума, тонкий расчет и психология. Капитан лениво взял карты после сдачи, и посмотрел на изображения двух королев, которые явно были из другой колоды. Плоские рисунки приобрели перспективу, стали объемными и подмигнули офицеру. Морозов тоскливо посмотрел на початую бутылку второсортного бренди, пожал плечами и опять уставился в карты. И померещится же всякое!
