Из глубины шара смотрел совершенно другой Туркул, упоенный убийствами комиссаров, вздергивавший чекистов на виселице Николаевской площади Харькова, прошедший снежные бураны Ледового похода. Зверь жаждал крови, пьянел от мести, упивался самим процессом убийства. И зверь побеждал воющих шакалов, триумфально шествовал по красной площади мимо виселиц с тушками Ленина и Троцкого. Принимал парад генерал Врангель, а рядом с верховным главнокомандующим стоял Михаил Гордеевич Дроздовский!
Бред сивой кобылы! Дроздовский мертв, мертв, мертв… «Мертв!» — выбивали призрачные шаги по камням Первопрестольной. Шар пульсировал, разрастаясь на глазах, а вкрадчивый голос шептал из глубин сознания: «Безумный Туркул! Туркул — чудовище! Туркул - демон!» Демон? Ангелы в белом, черном и красном Россию не спасли, свалились на самое дно Преисподней и стали демонами во плоти, а демон демону глаз не высосет. Яйцо вытянулось в бесформенную колбаску, танцующей гадюкой запрыгало по лежаку, превращаясь в жуткое подобие человека. Еще мгновение и перед Туркулом появился давешний посетитель.
— Из какой же ты преисподней вылез? — пробормотал Антон Васильевич, — Кто ты, черт возьми?
— Что тебе имя мое, таксиарх неразумный? — ответил гость слегка каркающим голосом,
— Царства дрожали от поступи мерной,
Воинов, бросивших вызов всесильному Риму,
И Хронос, стер имена копьеносцев Зевеса!
Образ богини нас в путь призывает неблизкий…
— Он поможет в борьбе с Большевизией? — прервал собеседника Антон Васильевич, — Если Врангель в такое поверил, то значит, и сам свихнулся!
Ответом был презрительный смех и не успел он умолкнуть, как нечто сжало горло холодными пальцами. Шутки с покойниками дело неблагодарное, тем более с давно умершими покойниками.
— Сволочь! — хрипел Туркул, — Завтра после заката в харчевне Анастаса!
Хватка ослабла, а затем исчезло ощущение холода. Черная тень превратилась в пустоту, и наступило забытье, сладостное забытье морфиниста.
«Но мы, все те, кого морочит бес,
Спешим достигнуть этого порога
Под сенью жаром пышущих небес,
Средь баз военных, пляжей и острогов».
Дроздов и Морозов уже около трех часов ожидали полковника Колтышева, ушедшего по делам к генералу Скоблину. Дроздов, чтобы убить томительное безделье рассматривал хитроумное пресс-папье в виде чугунного пса так, словно хотел его загипнотизировать.
— Андрей! Помнишь Пальму? Героическая была псина, — грустно вздохнул Дроздов и закурил, — Погибла под Федоровкой, как настоящий боец!
