— Бабушка, мир ее праху, описала самую странную могилу из всех могил. Ведь кто же раскрашивает могилу, как флаг?
«Эта полоумная сейчас меня поразила, — продолжал писать Йегуда. — Увидела особый сон, не в пример моему. Я свой стесняюсь рассказать даже собственной жене. Какое-то странное тело, покойник. Верхняя часть — мужчина, нижняя — женщина. И оно голое, и мне улыбается, развратно так, будто ждет, чтобы кто-то пришел и то самое совершил. Господи, помилуй меня, грешного, ведь это стыд и срам, чтобы такое приснилось!»
— И я умоляю ее, — сказала Наджия и громко высморкалась в головной платок. И вдруг она представилась Виктории такой красавицей, какой описывал ее тогда Абдалла Нуну. — «Бабушка, да как же мне отыскать ту могилку-то?» А она отвечает: «Она скитается». Так ответила мне бабушка, мир праху ее. «Она у подножья стены, но ее можно встретить в любом переулке».
«Азиза просто глотает этот сон, — писал Йегуда. — Господь дал мне красивую и прилежную супругу, но дал Он мне ее в наказание. Дают лестницу безрукому и говорят: поднимись в красоту поднебесья. Не зря все эти ее смешки с Азури, только честность и преданность брата ставят щит перед позором».
Наджия замолчала.
— И это все? — разочарованно спросила Азиза.
— Так сказала мне бабушка и ушла, — сказала Наджия с завершающей интонацией.
Михаль подняла чашечку с чаем и так держала ее, пока та остывала у ее губ. Война это, война, что надвигается, как огненный шторм. Переулки превратятся в кладбища, Господи, помоги!
Виктория восхищалась матерью, сумевшей найти такие красивые слова — весь Двор заставила заслушаться. И горда была маминой бабушкой, будто та и впрямь посетила их Двор. Она встала, передала девчушку Тойе и угостила мать и Азизу крепким чаем. Лицо Йегуды на втором этаже совсем посерело, но он продолжал писать:
«А вот что сказал раввин Шимон Агаси в Главной синагоге: горе вам, тем, кто будит в мужчинах дурные страсти. Даже и при исполнении своих супружеских обязанностей должно блюсти скромность, не вольничать и не разводить хиханьки да хаханьки и, упаси Бог, не нахальничать, а все делать скромно и с боязнью и с трепетом пред Небесами. В Библии сказано: поела и губы утерла, а это значит, что и в час совокупления, именуемого трапезой, прежде всего должны присутствовать скромность и стыд, а не то чтобы сразу раскрыть все тайны и загадки. — Его взгляд поблуждал в пространстве, между ним и сидящей напротив матерью, и он продолжил на иврите: — И может, именно из-за этого чертова трепета и боязни я и лишил тело Азизы радости. Вел себя как парализованный в ту первую ночь, когда еще был в полной силе, а сейчас я тоже как парализованный из-за болезни и старости. Что ж удивляться тому, что она так смеется перед Азури и даже перед этим молокососом Рафаэлем!»
