Мирьям послушно приставила руку козырьком к глазам и огляделась вокруг:
— Нет, вроде все нормально. Много воды блестит, но дома на месте.
— Ну, что я тебе сказал, моя кошечка! — крикнул Абдалла кому-то через плечо. Феска скрылась за перегородкой, но голос продолжал басить, весело и бодро разносясь по всем крышам. — Верь отцу, когда он тебе говорит! А ты куда запропастился вместе с моим кальяном? Услышал, видите ли, про наводнение и сразу скис?
Три девочки, подбодренные веселым тоном соседа, осмелели и повернулись к витой железной перегородке. Там сидела Нуна Нуну, отдыхала в бархатном кресле, вынесенном на теплое солнышко одной из служанок-курдок. Подле нее, на подносе, лежали сочные салатные листья и сушеные финики. Увидя девочек, она ласково им улыбнулась, хотя с лица не сошел еще испуг. Была в ней какая-то необычайная красота, сродни красоте звезд и птиц, недоступная ни для них, ни для голода, ни для войн. Они оглядывали ее со страхом и благоговением, не пропуская ни башмачков, украшенных дорогими каменьями, ни платья, облегающего ее стройную фигурку, ни локонов, струящихся по хрупким плечам. И их уши пытались уловить звуки ее нежного голоса. Абдалла поглядел на нее с восхищением, полным радостной гордости, и снова раздался его приятный бас.
— Чтоб тебе лопнуть, чего ты там закопался? — крикнул он и отпихнул носком башмака желтый бутон цветка.
Зять, низенький, проворный взлетел по ступенькам вверх, обхватив дымящийся кальян, будто это свиток Торы, но вместо того, чтобы поставить его у ног тестя и отступить назад, как бы сделал покорный слуга, он вложил трубку и мундштук тестю в руки и в обнимку с пузырящимся кальяном стал кружить следом за Абдаллой вокруг пальмы, а тот шагал впереди, выпуская из-под усов прозрачный дым. Виктория закусила губу и отпрянула. Это ведь не просто унижение. Абдалла выдрессировал своего зятя так, что тот стал как животное. Перед тем как отвернуться, она успела заметить веселую улыбку на губах Нуны и то, как еще больше потемнело и без того темное лицо ее низкорослого мужа, старавшегося двигаться так, чтобы не слишком натягивать трубку.
— Виктория! — снова завопил голос Наджии с наполненного тенями Двора. — Мясо тухнет, а рыбу кошки вот-вот растащат. Чем тогда твой отец накормит обжор, которых созвал на ужин?
— Да не слушай ты ее! — Мирьям подстрекала ее к бунту.
Но Виктория уже двинулась к лестнице.
— А как же классики? — возмутилась Мирьям.
