В Ярославле сияло раннее летнее солнце. У вокзала ждали несколько пролеток, но встречавший работник губисполкома оправдывался:
— Хотели авто подать, товарищ народный комиссар. Да сломались оба у нас, черт их дери… не обессудьте.
Подбельский глухо отозвался:
— Не суетитесь. Я приехал по делу.
Ретивость губисполкомовца неприятно настораживала. Бог с ним, с автомобилем, но даже эта вот кавалькада пролеток, дробный, сливающийся цокот копыт, лихие позы кучеров с раскинутыми локтями, с разудалыми выкриками заставляла прохожих останавливаться, смотреть вслед. И значит, возле почтово-телеграфной конторы неминуема суматоха новой встречи, начальник, ошеломленный обилием гостей, выбежит, разве что не сгибаясь в пояснице, как в прежние времена, и… как с ним быть? Разыгрывать сановную особу? Или, наоборот, изо всех сил стараться выглядеть подемократичней, отчего он, встречающий, несомненно, будет еще больше сбит с толку?
Проехали обширную базарную площадь, и губисполкомовец гордо сказал, что недавно упразднили ее старое название — «Сенной рынок», назвали площадью Труда. Подбельский одобрительно кивнул в ответ, откинувшись вбок, к гармошке сложенного верха пролетки, стал смотреть в набегавшую спереди даль с еще одной площадью, с желто-белым, в опояске невысоких колонн зданием театра, а потом других мрачноватых старинных домов, не затененных ни единым деревцем. Кучер, громко понукая лошадь, стал сворачивать влево, как оказалось, к губисполкому, чтобы пока, как объяснил провожатый, напиться чаю, а руководители губернии появятся позже.
Вот как! Опасения насчет излишне торжественной встречи не оправдывались. Но теперь уже злило полное невнимание к приехавшим, Подбельский вспылил:
— Ну, если так, то и у меня нет никакого желания встречаться с местными властями. Так можете и передать! Когда уходит пароход в Нижний?
Провожатый не понял, на что гневается нарком, и испуганно заморгал.
— Так позже, сказали… Вы ведь, наверное, сначала по своей части, по почтовой… А пароход… это мы узнаем, не сомневайтесь!
В столовой с низким сводчатым потолком Подбельский выпил только, чаю, к хлебу не притронулся. Несколько раз нервно прошелся вдоль глубоких оконных амбразур, густо затененных листьями орешника. Показалось, что ревизоры назло завтракают слишком долго, и как только один из них поднялся из-за стола, направился к выходу.
Он попросил кучера погонять, но до почтовой конторы, двухэтажного здания с грязно-серым фасадом, сплошь залепленным афишами и объявлениями, и, напротив, чистым, тщательно подметенным тротуаром было недалеко. Качнув пролетку, он спрыгнул на землю, мельком оглядел просторно расстилавшуюся площадь перед конторой, купола собора рядом и шагнул в полусумрак за входной дверью.
