– Новая шапка?
– Ага.
– Симпатично, – говорит он, подергивая носом.
Я и не знал, что люди могут дергать носом, но Фрэнк раз за разом выводит человечество на новый уровень.
– Виктор, где ты был?
– Долго рассказывать.
Я жду, что он начнет настаивать, но вместо этого он говорит:
– От тебя ужасно воняет.
– Знаю.
– То есть прямо ужасно.
– Фрэнк, где мама?
Он слегка улыбается, поворачивается к Мэд и протягивает ей руку:
– Фрэнк, Виков… хм, я друг семьи.
Мэд пожимает ему руку. Интересно, почему он не стал отвечать на мой вопрос? Он поворачивается, открывает нам заднюю дверь, но я не трогаюсь с места:
– Где она?
… …
Он весь поникает:
– Она звонила несколько дней назад, сказала, что у нее все в порядке. Потом еще раз позвонила вчера вечером. Она не говорит, куда уехала. Ищет тебя. Конечно, на мобильный она не отвечает.
Улица бледнеет, сменяется песком, потом волнами, потом одинаковыми татуировками.
Покачивающейся вывеской «Гостиной» со свежими чернилами.
Увековеченным горизонтом Утесов.
Дымящимися кирпичами первого поцелуя и отчаянием колодца желаний.
Мама видела, как я восемь дней назад унес урну с собой… Должна была заметить. И она знала, что было внутри.
Сбрось меня с вершины нашей скалы.
Мне кажется, я знаю, где она.
* * *
Согласно навигатору в Суперскаковой машине Фрэнка до Рокфеллер-Центра нам оставалось километров двадцать пять. Мэд заснула почти сразу, как голова ее коснулась оконного стекла. В слабом свечении огней моста я листал первые страницы «Изгоев». С самого начала я проникся главным героем. Одиночка, который хочет выглядеть как Пол Ньюман.
Я не хочу выглядеть как Пол Ньюман. Но ощущения мне знакомы.
Я читаю еще несколько страниц. Очень захватывает. Заглянув в конец, я читаю последний абзац, который слово в слово повторяет первый. Воронка Хинтон: одновременная чрезвычайная противоположность как она есть.
Мы подъезжаем к городу. Я наблюдаю за спящей Мэд и размышляю о том, как закончится наша история. Во многих смыслах мы принадлежим одному миру. Нам обоим знакома боль потери родителя (в ее случае – обоих родителей). Мы оба знаем, каково это – желать большего, чем выделила нам жизнь. Каково это – увидеть железный колокол и захотеть в него зазвонить. Искать бурление под поверхностью и знать, что ни один из нас – к добру ли, к худу ли – не привязан к своему прошлому.
Потому что прошлое – это прошлое.
Итак, я закончу школу. Если Фрэнк с мамой поженятся, я приду на их свадьбу. После этого останется только быть Суперскаковой лошадью двадцать четыре часа в сутки. Будущее принадлежит мне одному. Если учесть, что во Флориде круглый год солнце, будущее выглядит очень светлым.
