Вспоминать не стоит…
Но ведь от той, кошмарной, нереальной жизни до, от нее остался вполне реальный и отнюдь не кошмарный Виталик. Ее маленький Витюшка, которого удалось наконец уложить спать.
Теперь у нее их двое: Витюша Маленький и Витюша Большой. Это не имеет значения, что один Виталий, а другой Виктор. Для нее оба — Витюши. И оба — самые родные, самые незаменимые. И все чаще ловит себя на ощущении, что Витюша Большой — и впрямь отец Витюши Маленького. Рассудком понимает: неправда, нелепость. Но душа воспринимает и решает по-своему. А Маленький не страдает от противоречий души и рассудка — и душой и рассудком все понял и все решил: называет Большого «папой». И за это она особенно признательна Виктору.
Порой кажется, что Виктор был с ней всегда, с незапамятных времен, еще с младенчества. Когда отец осторожно гладил свою малышку по щеке — это была не только рука отца, но и рука Виктора, и сильная и не грубая, и жесткая и такая ласковая. Такая не чужая. Когда отец бережно целовал свою малышку в пробор на темени — это были не только губы отца, но и губы Виктора. Такие не чужие. А после…
После вторглось в ее судьбу нечто совершенно чужое. Более того, чуждое. Но остался с той недоброй поры Виталик, уж никак не чужой… И в ту же недобрую пору умер отец. И вскоре вслед за ним — мать. Сестры повыходили замуж — разъехались по всей своей великой стране, кто куда, изредка писали — к праздникам и ко дню рождения. Единственный брат убыл за пределы своей великой страны и там, на чужбине, погиб — как принято теперь писать, «при исполнении интернационального долга».
Где же был Виктор в ту нелепую пору? Почему так запоздал появиться? Почему столько лет — врозь? Как хорошо им теперь вместе и как плохо врозь! А сейчас он снова улетел в командировку… Но они все равно вместе. Навсегда! Теперь — навсегда. Иногда ему удается позвонить. Может, сегодня позвонит? И она услышит его чуть низкий, чуть глуховатый голос, искаженный расстоянием и перегруженной аппаратурой, но все равно узнаваемый, неповторимый, самый родной из всех голосов. От звучания его голоса, от прикосновения его руки всегда так спокойно, так безмятежно становится на душе…
Аня кончила мыть посуду, осторожно — чтобы не греметь, не разбудить сына — установила тарелки и чашки на ажурной алюминиевой сушке.
Неслышно вошла в комнату, не включая свет, постелила себе. Виталик на своей кроватке лежал тихо, посапывал. Вроде бы и впрямь уснул? Хотя притворяться — мастер.
