— А если это столичный автор? — возразил Семафорыч. — Ведь и такой вариант не исключен. В столице, скажем, почему-либо не напечатали, то ли конкуренция велика, то ли поэтический уровень невелик. Да мало ли версий, с какой стати мозги сушить! Не много ли чести?
— А если попытаться узнать в редакции? — предложил Гуртовой.
— Так они вам и скажут, как же! — Семафорыч невесело хмыкнул. — Разве что у вас там какая-нибудь знакомая?
— Какой-нибудь знакомой у меня там нет.
— Что же касается высмеянных здесь мух, — продолжал кипеть Семафорыч, — то речь идет не о назойливой и вездесущей муска доместика Линнеус, которую я и сам терпеть не могу. Речь идет о безобидной плодовой мушке дрозофиле, подвижнице науки, ныне оклеветанной искусственно остепененными невеждами и авантюристами. Предрекаю: когда-нибудь дрозофила будет не только реабилитирована — более того, ей поставят памятник, как уже поставлены подопытным собакам и обезьянам. И если я не доживу до той светлой поры торжества справедливости, то каждому из вас, друзья, дожить желаю. От души желаю! Тогда вспомните мои нынешние слова…
На том разговор выдохся. Повозмущавшись еще недолго, начальник объявил отбой. А то ведь рано вставать. Сам он, как позднее выяснилось, в эту ночь не заснул ни на часок хотя бы.
ОСЕННИЕ ДОЖДИ
Лето выдыхалось. Налетали порывы холодного ветра, темнела вдруг Река, а за степью уже видны были передовые цепи северных туч. Ветры пригоняли их все больше, все ближе, остывающую землю все чаще забрасывало не то дождем, не то снегом, и облетали с осокорей мертвые листья. По ночам кричали гуси, казарки, а днем видны были над поймой плывущие на разной высоте вереницы, шеренги, клинья, они колыхались, обгоняли друг друга, как по команде внезапно сворачивали где-то над лесом, там, где сворачивала и невидимая за деревьями Река.
Отпуск у Грани кончился, она собралась обратно в Город.
— Нескладно ты гостила, дочка, — прорвало Милитея, дотоле безропотного.
Полевые работы в отряде завершились. Свернутые палатки и спальные мешки, втиснутые в чехлы, были погружены в кузов и размещены между ящиками с трофеями обследований и прочим имуществом. Семафорыч уехал поездом. Донат уволился. А Гуртовой и Ласточкин с автофургоном задержались в Городе — закончить оформление всяческой документации. С Донатом, однако, не встречались.
Гуртовой разыскал Граню (она снимала комнату у одинокой учительницы) — виделись ежевечерне. Он все откладывал отъезд, хотя с делами давно управился. Наконец, возвратясь однажды на рассвете, растолкал тяжко храпевшего в фургоне шофера:
