Прежде всего прискакал в лагерь — показаться. Всполошил Альфу.
— Знаю этого коня, — сказал Донат. — Лесничего конь. Полукровка, от трофейного производителя.
— Высокий, — одобрительно заметил Ласточкин.
А Семафорыч даже голову набок склонил, любуясь. И предложил запечатлеть столь изумительный объект на фотопленке.
— Хотя то, что я попытаюсь зафиксировать, — говорил начальник, нацеливаясь камерой, — было бы достойно даже кисти Сверчкова или резца Лансере…
Сфотографировавшись в различных ракурсах — то на фоне Реки, то на фоне деревьев, Гуртовой погнал коня по знакомой дороге. И как раз после заката, когда небо над головой стало прохладно-малиновым, а над горизонтом все еще горячо желтело, явился, будто из старинной песни, озаренный вечерним светом. Влетел в распахнутые деревянные ворота Милитеева двора, осадил вороного, легко соскочил и небрежно бросил повод изумленному хозяину.
Погодя, ближе к полуночи, когда Граня вышла проводить, вел коня в поводу, другой рукой обнимал озябшую подругу, и вороной послушно топал за ними. Дорога видна была хорошо, освещенная круглой декоративной луной, издавна вдохновлявшей на заунывные песни разноименных поэтов и безымянных волков.
ВОЗМУЩЕНИЕ
С очередного совещания в Городе начальник на сей раз вернулся мрачнее, чем Река в непогоду. За ужином даже не побрюзжал, как бывало. Молча и второпях съел свою порцию, первым встал из-за стола и удалился в свою палатку. Следом туда же нырнула чуткая Альфа, уныло поскуливая.
Не успели вымыть в Реке посуду, как Семафорыч снова появился — с какими-то газетами в руках, ткнул их Гуртовому:
— Читайте! Там, где отчеркнуто. Вслух! Чтобы все слышали.
Гуртовой загасил окурок папиросы, прижав его к стволу ближайшего тополя. Развернул газету, нашел помеченное, прочитал молча. Взглянул на Семафорыча, пожал плечами:
— Стишата какие-то… Ну и что?
— А вы читайте, читайте, вслух! Областную газету надо читать. Даже стихи, да! Стихи в газете — всегда на злобу дня. Валяйте, не стесняйтесь!
И Гуртовой принялся читать — без выражения, всячески давая понять, что делает это весьма неохотно и только лишь по настоянию начальства. Даже Донат сообразил, что читаемые практикантом стихи — не что иное, как подражание другим, известным каждому со школьных лет. Но коль скоро областная газета такое подражание сочла необходимым опубликовать, стало быть — неспроста. Гуртовой тем временем читал — монотонно, бесстрастно.
Мистер Твистер стал интуристом,
