Философствует.
Все это из-за того, что он — безбожник. Однако быть просто безбожником также банально, как быть просто мизантропом, и поэтому он выдает себя за верующего, который разочаровался в христианстве. «Сын Божий, — объясняет он причину своего разочарования, — не может быть страдальцем, который сам тащит свой крест на Голгофу, чтобы быть распятым за чужие грехи. Каждый должен отвечать только за свое».
Разочаровавшись в христианстве, доктор исповедует индуизм, но не как религию, а как философскую систему, и тридцать первую часть третьей песни «Бхагавадгиты», посвященную реинкарнации, считает наилучшим из всех, когда-либо написанных, философским трактатом, так как в нем решается проблема сосуществования добра и зла.
— Если Бог — это любовь и добро, откуда тогда зло и страдания? Почему гибнут дети?.. Попы с ксендзами придумывают такое, чего сами не понимают, потому что ответа на это нет ни в Старом, ни в Новом заветах. А в ведах есть: реинкарнация. За грехи, содеянные в предыдущей жизни, в новой жизни настигает кара. Все логично.
У доктора есть качество, присущее всем людям с завышенной самооценкой: они полагают, что никто из живших ДО них о жизни на этом свете ничего не соображал. Вот и о том, что написано о добре и зле в ведах, доктор рассуждает так, будто сам это и написал.
— Бог не в деяниях, а в их причинах.
— Да бросьте… — положив на стол ампулу, нажимает доктор красную кнопку над столом. — Один немец давно изрек: «Бог умер!» Но немец этот, как и все немцы, поспешил. Бог будет жить до тех пор, пока мы не определим источник нашего сознания.
Вот с чего он решил, что все немцы спешат?
— Так уже определили источник… — И я читаю ему наизусть (так в моем мозгу выстраивают свои цепочки и взаимодействуют нейроны, что я дословно запоминаю тексты, которые мне вовсе без надобности): «Предположение, что нейроны не способны к трансформации и изменению связей друг с другом, опровергнуто. Процессы изменения связей зафиксированы пока что на микроскопической частице головного мозга, однако этого достаточно для понимания сути нашего сознания».
Я думаю, что этого все-таки недостаточно для понимания нашего сознания, но доктора раздражает не то, что я думаю, а то, что лезу не в свое, поэтому он злится, бьет сверху кулаком по холодильнику — и тот замолкает.
— Не лезьте не в свое!.. Немцы снова поспешили — определенное ими ничего не определяет! И ни на что не влияет! Пожалуй, лишь на экспертов Комитета по Нобелевским премиям может повлиять. — И кивнув на троих мрачных мужчин за дверью, которую открыла, входя, медсестра, он добавляет уже потише. — Но не на этих товарищей.
