— Что такое, Володя? — спросил Беспалов. — Что это значит? Почему вы здесь?
— Видите, работаю. Вы же тогда не помогли мне, а теперь приходится приспосабливаться. Есть надо.
— Какая чушь! Все-таки, что у тебя стряслось?
— А почему вы здесь, Виктор Ильич? Я тоже не понимаю. Отойдем куда-нибудь поговорить?
— Нет, Володя, лучшего места для разговора нам не найти. В крайнем случае ты остановил меня спросить средство от поноса, на это большой спрос сейчас… Вот…
И Беспалов, порывшись в карманах халата, вытащил пакетик с порошками и сунул его в руку Скворцова.
— Живу здесь, при госпитале, вот там возле канцелярии — раньше там была каморка школьной сторожихи. Мне трудно ходить, ноги болят очень. Иду к себе, полежу, а то проходу не дают. Солдаты зубоскалят со мной, для них я представляюсь чем-то вроде дрессированной обезьяны. Расспрашивают о жизни при коммунистах. Как-то мне доверили даже майора, у них один из хирургов недавно умер, паралич сердца. Говорят, он много пил, хороший хирург, умелые руки, я ему ассистировал.
Беспалов говорил быстро, проглатывая слова.
— Виктор Ильич!
— Что, Володя? Осуждаешь, а по какому праву?
— Как вы сюда попали?
— Виноваты мои руки. А то меня просто убили бы, как остальных, там, за городом, на Стрелецких пустырях, ведь у меня зять видный партийный работник. Ты знаешь, Володя, мои дочь и внучка остались в городе… Так случилось, ты знаешь, ужасно. Девочку мы назвали Машенькой… Лукавая, умная девочка…
— Виктор Ильич, после всего…
Скворцов не мог закончить, ему показалось слишком жестоким то, что он хотел сказать; на старых-старых деревьях школьного сада, на липах и тополях кричали грачи, у них появилось шумное и прожорливое потомство; Беспалов проследил за его взглядом.
— Володя, — сказал он, — я работаю, я честно работаю. Недавно я делал сложную операцию. Осколок в плевре, чуть-чуть — и конец, сейчас он уже ходит, вон во дворе, видите, их четверо, вон, справа, высокий.
— Простите, Виктор Ильич…
— Недавно он ударил меня, кажется, я поэтому его запомнил, даже фамилию. Эрих Хольт.
— Эрих Хольт?
— Вот видишь. Он мне сказал всего: «Ты, большевистская морда, посторонись, дай дорогу солдату». По крайней мере, я так его понял. Он куда-то шел, и я не успел посторониться… Он из СС. Еще никогда я так не работал, потому что, потому что… Пусть мне не выйти отсюда, но они не трогают мою дочь и внучку, они обещали…
— Не слишком ли дорогая цена?
— Молчите, Володя, — с неожиданной силой сказал Беспалов. — Молчите, вы молоды, меня никогда вам не понять. Что еще у меня осталось в жизни, кроме дочери и внучки? У вас еще все будет, и дети, и внуки, а у меня уже ничего не будет. Как же я могу? Я не могу, Володя, не говорите мне.
