Мы видим в романе не механическое скопление одиночек, подавленных обстоятельствами, а народные массы, связанные всепроникающими узами патриотизма, ощущающие себя хозяевами родной земли. В сознании читателя останется образ Павлы, вдохновившей людей на решительный прорыв блокады в момент, когда, казалось, иссякли в них воля и мужество, трогательная любовь Скворцова и Шуры, раскрывающая красоту и благородство народной души. Запомнится комиссар Глушов. Именно он острее всех осознал патриотизм как «глубинно-цементирующую силу», перед которой выглядит ничтожной вся изуверская философия нацизма, воплощенная в коменданте Зольдинге. Зольдинг терпит крах в поединке и с человеком-легендой Трофимовым, и с живой частицей России — Скворцовым и с Павлой, заслоняющей в трагический миг Трофимова.
Время стерло многие внешние следы суровой битвы в лесах Брянщины. Оползли и сравнялись с землей, заросли воронки, траншеи, весенние воды смыли и унесли пороховую гарь, Роман П. Проскурина — многоплановое, исполненное летописной силы произведение, повествует о духовном богатстве героической эпохи, о бессмертном подвиге во имя советской Родины. Во имя будущего.
В.Чалмаев
1
Лист кружится, падает медленно — сбитый взрывом, опаленный по краям, ложится мягко и бесшумно, и дорога в том месте, где стоял несколько минут назад старый клен, вся изрыта. А клен, крепкое еще дерево, лежит, вырванный с корнем и отброшенный — в поле наискосок от дороги, пропаленной зноем. Сухо, пыльно, пыль на губах — сентябрь, но пока жарко, и пшеничные поля кругом в желтых крестцах. Водонапорная башня железнодорожной станции одиноко и серо торчит за пригорком, самолеты на время исчезли, ползут подводы с детьми, машины, две, перевернутые вверх колесами, горят черными густыми кострами.
У Лиды тонкие плечи; Владимир идет рядом, под ногами избитая, пересохшая земля. Последние минуты всегда трудны, не находишь слов, и Владимир старается быть веселым и ровным; сейчас это плохо удается.
Они уже поднялись на пригорок, дорога здесь разворочена; не сговариваясь, они пошли полем.
На станции тишина, полуразваленные здания после очередного налета еще дымились, людей не было видно. Только группа солдат исправляла железнодорожное полотно; временами то один из них, то другой поднимал голову, осматривая небо. А к станции все подходили и подходили обозы, рассасываясь по окрестным садам, палисадникам, полуразрушенным зданиям, — ждали темноты. В тупике разгружался военный эшелон — по шатким подмосткам сводили упиравшихся лошадей.
