Моя хозяйка — из тех вульгарно красивых женщин, которые с первого взгляда порождают так называемые «похотливые желания» даже у самых больших скромников. Если бы не проклятый долг, я бы непременно отважился на пару дерзких слов. Ее муж — известный архитектор, представитель нескольких иностранных строительных фирм, — постоянно пребывает в разъездах. Весь второй этаж, и первый, и мой подвал принадлежат господину архитектору, но поскольку он почти не бывает дома, плату с квартирантов собирает госпожа архитекторша.
— А, господин Димо! — ее полные губы сложились в улыбку, в то время как холодные серо-зеленые глаза смотрели на меня критически. — Выздоровели в конце концов?
Я понял этот вопрос так: «Господин Димо, когда же в конце концов вы расплатитесь со мной за квартиру?» Я сказал:
— Дня через два-три, мадам, я буду в форме, имейте терпение!
— Ишь ты — сказала она, и в глазах ее вспыхнули зеленые огоньки. — В форме, скажите на милость! А сам — кожа да кости. Смахивает на великомученика, а туда же болтает о форме!
Лицо ее почему-то не выражало гнева. Она даже усмехалась, а ведь раньше, помню, смотрела на меня волком, стоило задолжать за один месяц.
— Мадам, если я даже буду смахивать на мощи святого Ивана Рильского, — сказал я, — то постараюсь внести причитающуюся с меня сумму за три месяца. Проявите немного терпения, только и всего!
В одну секунду лицо ее окаменело, огоньки в глазах погасли, на их месте тлели зеленые угольки. Помолчав, она сказала:
— Что вы мелете, ведь ваша приятельница, горбатая, что живет в мансарде, расплатилась со мной от вашего имени две недели тому назад!
Лицо мое, вероятно, вытянулось и застыло от неожиданности, вернее — от ужаса. Но я живо взял себя в руки: нужно спасать свою честь и честь той несчастной, нашу классовую честь. Небрежно улыбнувшись, я хлопнул себя ладонью полбу и, пожав плечами, брякнул:
— Прошу прощения! Запамятовал.
— Скажите, какой забывчивый! — съехидничала хозяйка.
— Что же тут удивительного? — огрызнулся я. — Все преходящее легко забывается. В ожидании дня переезда в ваши солнечные хоромы, я стараюсь не думать о таких бренных вещах, как долги, денежные обязательства и прочая буржуазная галиматья!
Она скорчила надменную гримасу, потом, пересилив себя, снисходительно улыбнулась.
— Знаете, господин Димо, что сказал Христос? «Блаженны верующие!» — изрекла она и, выпятив высокую грудь, медленно и важно стала опускаться по лестнице. Я обычно не прочь поглазеть на нее, но теперь мне было не до этого.
