И в этот момент Летта страшно закричала. Будто все страхи прошедшего дня вернулись к ней под покровом ночи и незваными гостями вошли в сон. Юноша распахнул дверь и метнулся к своей спутнице. Она беспокойно, вся в испарине, ворочалась на лавке. Подушка слетела на пол из-под головы девушки, одеяло сбилось в кучу в ногах. Сама же Летта, вся во власти кошмара, кричала и звала Олафа, родителей, кого-то, чьи имена юноша слышал впервые.
— Тише, тише, — шептал он и ласково гладил волосы и мокрые от слез щеки. — Тише, милая. Я здесь. Это только сон.
Но и слова, и прикосновения были бессильны. Глаза Летты скользили под веками, руки не находили себе места, а грудь тяжело вздымалась. У девушки началась лихорадка. Бедняжку знобило и трясло. Расшнуровав платье, проводник уложил её удобнее. Укрыл ещё одним одеялом. Потом затопил очаг, хотя в доме было тепло, только чтобы бросить в огонь парочку зубов недоеда.
Тяжёлый бред прекратился, но начался кашель, перемежаемый стонами. Снова пришлось взбивать подушку, подкладывать под неё ещё одну, чтобы стало повыше. Юноша боялся, что заболевшая спутница задохнется. Страх за неё, пожалуй, оказался сильнее всех его прежних страхов.
Олаф не знал, есть ли в Темьгороде лекари, и могут ли они выходить за ворота ночью. Но ведь и их надо ещё позвать, ни одной живой душе не известно, что сейчас в этот момент где-то в ничейном домике сильно болеет одна упрямая странница. А он опасался оставить Летту одну.
Надо было решиться на что-то, найти снадобье. Возможно, кто-то из путешественников оставил здесь лекарства? Быстрые поверхностные поиски ничего не дали. Олаф присел на стул, пытаясь сообразить, что же все-таки делать. Блуждающий взгляд наткнулся на сундучок из повозки покойного Востова.
Как можно было забыть про это сокровище! Юноша поставил его перед собой и начал открывать склянки и принюхиваться к запахам. Проводник пытался найти знакомый. Могла же тут оказаться целебная настойка? Конечно, работорговец вряд ли бы настолько озаботился здоровьем невольников, но вот запастись в личных целях мог вполне. Однако запахи были сплошь незнакомыми. Одни пряные и приторные, другие едва ощутимые и ненавязчивые, все имели под собой природную основу, но Олафу были неизвестны известны эти травы и их свойства. Они могли оказаться полезными ровно настолько, насколько и ядовитыми.
Когда Олаф уже почти решил бежать за лекарем, он вдруг вспомнил о флаконе, убранном девушкой в карман плаща. Кажется, Летта обмолвилась, что аромат ей знаком и напоминает о лекарстве, которым некогда её лечила мать. Самому Олафу он казался весьма неприятным, но, может быть, красная жидкость — шанс вылечить спутницу?
