Кто эти люди? На ум приходили только работорговцы, которыми славились эти края. Целые караваны сновали туда-сюда, поджидая момент, когда в Лесной Заманнице не будет не только имперских лесничих, но и сотоварищей, с которыми вполне могла получиться стычка.
На всякий случай прячась за высокую поросль и стволы деревьев, Олаф добрался до каравана, расположившегося по другую сторону перелеска. Дорожные ещё спали, выставив предусмотрительно нескольких часовых, сгрудившихся возле едва дымящего костра. Виднелись крытые повозки, одна из которых выглядела особо богато, убогие кибитки и пара клеток, в которых поскуливали породистые щенки. С первого взгляда было сложно понять, чей это караван: простых контрабандистов, в общем-то, относительно безопасных для двух случайных путешественников, или лихого люда, промышлявшего работорговлей. Эмоции, витающие над стоянкой, не давали ответ. Часовые испускали ненавязчивую зависть к тем, кто спит в этот час. А спящие находились в плену разномастных снов.
Юноша не стал полагаться только на своё обоняние. Пригибаясь почти до земли и передвигаясь бесшумно и быстро, он подобрался поближе к часовым. Достаточно было прислушаться, чтобы понять — обсуждают причитающееся им жалование, негромко жалуются на жадность нынешнего хозяина и скудность добычи: ни тебе знойных красавиц, ни покорных мастеровых, ни диковинок, ни чудес. Итак, это оказался симбиоз, редкий, но возможный: и контрабандисты, и работорговцы. Ещё и вооружённые.
Что ж, все понятно, слухи насчёт тёмного люда подтвердились. Не зря в компании ветряных перевозок вели разговор про повышенный уровень опасности.
Торговцы живым товаром — не изжитая, давняя болезнь Империи. Имперский Совет понимал, что торговля людьми — кощунство, но поделать ничего не мог. Формально черные караванщики не нарушали закона. Рабы отдавали свою свободу добровольно, продавали свои жизни без видимого насилия. Караванщики ни к чему их не принуждали, с их согласия перевозили с места на место. Если родители решали продать своё дитя в более богатую семью — это беда или благо? Если отец семейства находил себе более достойного хозяина, который обязывался до конца его дней кормить, одевать и ухаживать за своим рабом — что же в этом плохого? Если красивая девушка, не имеющая ни гроша за душой, получала себе постоянное место работы, дом и комфортное существование — разве же это нарушение законов? А что некоторым рабам изменяли их внешность — так тоже по доброй воле. Ну, захотел человек приплюснутый нос, шрам поперёк лба, а то и непривычную бледность кожи…
