В сарае стало тихо. Почти не дыша, я следил за призраком у бака. Он был неподвижен, словно статуя. К этому времени, казалось, все собаки в округе переполошились, они заливались громким лаем на разные голоса, создавая дикую какофонию, но Филлипсов пес только тихонько ворчал, словно чувствуя присутствие хозяина, его унижение.
Жадюга Филлипс двинулся в мою сторону. Потом остановился. Должно быть, противоречивые чувства терзали его, и он колебался. Я услышал невнятный, но настойчивый шепот — он донесся от кровати Арти. Ни жив ни мертв, я прижался к стенке сарая.
Жадюга Филлипс сделал еще несколько шагов вперед. И вдруг, словно приняв наконец решение, повернулся, пошел к веранде и исчез. Деревяшка его чуть слышно простучала по голым доскам пола.
Я пришел в себя и отдышался. И тут увидел Мэйбл. Она была в длинной ночной рубашке, босая. Возможно, она тоже заметила меня, но не подала виду; она прокралась в дом. Я навострил уши, ожидая, что начнется ругань или что-либо пострашнее, но в доме было тихо.
Одна за другой замолкали собаки. Я невольно поежился и пробрался к своей кровати. Глаза мои уже привыкли к темноте, и я разглядел спину Арти Макинтоша, одеяло, свешивающееся с края кровати. Он не сказал ни слова, даже не шевельнулся.
Меня била дрожь. Весь в поту, я лежал на спине, пока не прокричал первый петух, возвещая восход солнца. Оно уже выглянуло из-за голых холмов.
Я встал и вышел во двор. Свернул сигарету, жадно затянулся, как будто едкий дым мог успокоить мои взбудораженные нервы. Я присел на край подставки, где стоял бак. Окурок обжег пальцы; я бросил его и свернул другую сигарету. Небо на востоке стало розовым, и ко мне вернулось наконец ощущение реальности того, что меня окружало: фермы, полей, окрестных холмов и долин. У меня было такое чувство, будто события минувшей ночи произошли не здесь и не теперь, а в какой-то далекий, зловещий час и участвовали в них совершенно неизвестные мне люди.
Как обычно, из дому вышел старый Филлипс и принялся стучать вилкой по тарелке, сзывая к завтраку. Какая бы ни стряслась беда, внешне жизнь должна была идти обычным чередом. Жадюга посмотрел на меня испытующе, но промолчал. Я разбудил Арти Макинтоша. Он одевался медленно, неловко, избегая моего взгляда. Я через силу потащился в дом. Жадюга сидел на своем месте во главе стола, тупо уставившись в пустую тарелку. Вид у него был жалкий, как у всякого обманутого супруга, бессильного бороться с унижением.
