Перестав красться, я что есть силы припустил наверх, на четвертый этаж. Достигнув его, я выскочил с лестничной клетки в коридор и наткнулся на спорящих. Моим глазам предстал весь наш отряд в полном составе, включая двух изменников. Негодяи стояли спиной ко мне и не видели меня; они кричали на стоящего перед ними Славу, который, в свою очередь, кричал на них. Позади Славы молча стоял бледный Фролов. Прямо за ним, держась за стенку двумя руками, чтобы не упасть, покачивалась едва держащаяся на ногах Маша; вид у нее был испуганный.
Увидев меня, Слава замолчал. Все трое: он, Фролов и Маша устремили на меня свои взоры; на их лицах было облегчение. Мои враги, перехватив их взгляды, обернулись. Увидев меня, они растерянно замолчали. В коридоре воцарилась мертвая тишина.
Я вскинул автомат и направил его в лицо младшего, который стоял ближе ко мне. Руки болели, мне было трудно удерживать оружие в неподвижном положении, от этого ствол раскачивался прямо перед его носом. Младший побледнел; я видел, как дрожит его нижняя губа.
Старший нарушил молчание. Он не оправдывался, не объяснялся ― лишь потребовал, чтобы я убрал оружие от лица его друга. Все остальные молчали, не зная, что будет дальше; я этого тоже не знал. Старший настаивал, его требования становились все громче ― он еще не успел остыть от спора. Я не реагировал, продолжая целиться в молодого, глядя ему прямо в глаза. Наконец, старший перешел на крик.
Молодой, почувствовав поддержку, тоже подал голос. Я ожидал чего угодно, только не этого: он тоже принялся кричать, оскорбляя меня. Потрясенный невероятной наглостью, я замер, не зная, что предпринять. И тут меня прорвало. Я тоже начал кричать, обвиняя их в содеянном. Я и не знал, что способен на такое ― до этого я вопил подобным образом лишь однажды, четыре часа назад, отбиваясь от зомби в сыром темном подвале. Я разоблачал их подлую натуру, спрашивая, чем они заплатят за то, что сделали со мной.
Узнав, что я укушен, молодой заметно приободрился; кажется, он тут же мысленно списал меня со счета. Он стал еще изощреннее издеваться надо мной. Старший заявил, что меня нужно немедленно отвести в лес и расстрелять. Молодой зашел дальше: он кричал, что они привяжут меня к дереву и будут приходить каждый день, чтобы посмотреть, как я превращаюсь.
На лица моих друзей, узнавших скорбную новость, было больно смотреть. Слава даже не побледнел, а посерел; Фролов весь дрожал; Маша, не понимая по-русски, была подавлена накалом страстей и медленно сползала вниз по стенке в полуобморочном состоянии.
