И часто стоит у чужих берегов,
Где в рощах чужих золотятся бананы,
Где плещется зелень цветущих садов.
И, стройные пальмы вокруг озирая
На вахте ночной и в полуденный зной,
Я вижу сиянье отцовского края,
Рябину в снегу на опушке лесной.
На что мне, скажите, красоты чужбины?
Отчизна мне видится издалека.
Рябинушка! Русская наша рябина.
Горькая ягода. Как ты сладка!
Мы молчали. С сейнеров доносились приглушенные голоса, поскрипывание блоков. Мы смотрели на горизонт…
— Ну что? Притопали? — проскрипел боцман за нашими спинами. — Можно начинать?
Борька вздрогнул от этой прозы и пошел к штурманскому столу:
— Готовь трал.
— Ребятам я уже сказал, — продолжал боцман, — за ночь должны выхватить груз. Погодка деловая.
На палубу выходили ребята. После суточного валяния на койках они потягивались, ежились от вечерней свежести. Сергей с Васькой устроили возню: обхватившись накрест, они ставили друг другу подножки, пытались повалить друг друга. Мишка, Андрей, Новокощенов стояли у трала. Закуривали.
— Отлично! — крикнул Борис. — Через десять минут выйдем на промысловую изобату, или, как говорит наш самый главный, «вот суды», и начнем рыбачить.
— А как ты без него начнешь? — сказал второй механик. — А если «не суды» пришел?
— Суды, — засмеялся Борис, — вот наш старикан бросит невод в море и вытащит золотую рыбку, а золотая рыбка и скажет…
— Идите, ребята, домой, — влез Брюсов.
— Нет, она скажет…
Что скажет золотая рыбка, Борис не договорил — на мостике появился Макук. Он стал у окна, взял бинокль, начал настраивать его.
— Правда, красиво? — подошел к нему второй механик. — Тут вот наш второй штурман сожалеет, что он не Айвазовский.
— А кто этот Айвазовский? — спросил Макук, не отрывая бинокль от глаз.
— Вы не знаете, кто такой Айвазовский? — удивился Борис.
— Не слышал ничего об нем. Не наш человек, видно?
— Михаил Александрович!.. — Борис подошел к Макуку поближе, а второй механик разъехался в какой-то подмигивающей улыбке, так и говорило его лицо: «Вот это козочка!» — Это же поэт моря, — продолжал Борис, — он рисовал штормы, штили, закаты, восходы… Разве вы не видели его «Девятый вал»?
— Не приходилось.
— Да у нас в столовой висит, — брякнул боцман.
— Эту, что ли?
— Да.
— А-а-а, ну эту я видел, — сказал Макук, — здорово разрисовано.
— А у него еще, Михаил Александрович, есть «Шторм в Мраморном море». О! Я это полотно считаю…
— Вот и нам, кажись, — перебил Бориса Макук, — будет Айвазовский к ночи. — Он выглянул в окно. — А уж к утру наверняка. — Он повесил бинокль, повернулся к нам, полез за куревом, предварительно вытерев руки об коленки. — Надо бежать в Славянку, ребята.
