— Но была же фотография!
— К сожалению, не во всех удостоверениях есть фото, — объяснил профессор Мон. — Это удостоверение по-прежнему находилось в регистратуре в Хофе. В документах, найденных в одежде вашей жены, фотографии не было. Таким образом, под именем вашей жены была похоронена другая женщина.
— Да… — пробормотал Борис, пристально глядя на фото, стоявшее на столе. — А как моя жена добралась до Франкфурта?
— Она не помнит. Когда ее допрашивали в полиции, она даже не знала, что она находится во Франкфурте. В тот момент она полностью потеряла ориентацию в пространстве и во времени, что является характерным для многих тяжелых психических заболеваний, хотя может возникнуть и просто в результате сильнейших душевных потрясений и длиться непродолжительное время. Так или иначе, ваша жена полагала, что люди, одетые в мундиры, являются охранниками концлагеря Коломыя.
— Боже мой! — воскликнул Мински. — Значит, она…
— Она все еще очень больна, герр Мински, — мягко ответил Мон.
— Чем именно больна моя жена?
— Это трудно объяснить, но уверяю вас, герр Мински, ее болезнь излечима!
На глазах Мински выступили слезы. Мон замолчал и закурил сигарету. Мински вытер слезы.
— Извините, — смущенно пробормотал он.
Мон положил руку ему на плечо.
— Ваша жена — приятная и спокойная женщина. Она содержится в открытом заведении. Она… одним словом, она до сих пор не знает, где находится, и никого не признает, кроме меня.
— Жена, вероятно, слишком много пережила, — тихо сказал Мински.
— Несомненно. В ее случае выздоровление — очень длительный процесс, и вы должны иметь веру и терпение. Вы готовы к этому?
— А как же иначе, профессор? Вы же единственный человек, которому она доверяет!
Мон согласно кивнул головой.
— За кого она вас принимает?
— Я выгляжу моложе своих лет. Она думает, что я штурмбанфюрер СС по имени Клеппке, — сказал Мон.
Мински вздрогнул.
— Этот самый Клеппке, — вежливо объяснил Мон, — был в Коломые. Он никогда не издевался над вашей женой, а, наоборот, всегда хорошо относился к ней. Хотя это могло плохо кончиться для него, если бы это заметили его друзья и донесли куда следует.
— Откуда вам известно, что он хорошо относился к моей жене? — Голос Мински предательски дрогнул. Несмотря на все усилия, он никак не мог справиться со своей слабостью.
— Она по-прежнему благодарна ему, то есть мне, — сказал Мон.
— За что она вам благодарна?
— За хлеб, — ответил Мон и деликатно отвел взгляд от лица Мински. Он вынул из ящика стола какую-то бумагу и принялся сосредоточенно изучать. — Эсэсовцы придумали себе развлечение: бросали хлеб собакам на виду у голодных узников. Однажды ваша жена сказала: «Если бы я могла осуществить свое желание, то хотела бы стать собакой, поскольку охрана любит собак». Так вот, этот самый Клеппке, очевидно, услышал ее слова и осторожно бросил ее кусок хлеба. В ту минуту он, вероятно, не менее боялся своего начальства, чем узники боялись его. — Мон поднялся из-за стола, подошел к окну и взглянул на залитый ослепительным солнцем сад. — Может, мы пойдем прямо сейчас? — Затем профессор вернулся к столу, открыл ящик, быстро вынул какой-то предмет и положил его в карман своего халата. Мински медленно встал и снова бросил взгляд на фото, стоявшее на столе.
