«Самутин… — Штайн остановил на нем свой взгляд. Тот дернулся, в его глазах промелькнула неясная тень. — Люто ненавидит Советы. И есть за что. Лишили всего — обширного поместья в Полтавской области, чинов и званий. В девятнадцатом прибился к Петлюре — решил отыграться на большевиках. Прославился тем, что в Екатеринославе и Запорожье вешал на фонарных столбах без разбору и правых, и левых. Затем служил в контрразведке барона Врангеля, с особым садизмом пытал в севастопольских казематах красных лазутчиков. После разгрома войсками “красного Наполеона” — Фрунзе “черного барона” — Врангеля бежал с остатками Белой гвардии в Турцию, потом перебрался в Югославию, оттуда в Гамбург, где перебивался случайными заработками. Там его и приметили сотрудники Абвера. Став шпионом, свой хлеб Самутин отрабатывал на все сто. Но для предстоящей операции одной ненависти и опыта недостаточно. Ты слишком стар, чтобы козлом скакать по горам, и чересчур расчетлив, чтобы подставлять свою голову под пули большевиков», — пришел к такому выводу Штайн и перевел взгляд на Петренко.
Бывший старший лейтенант Красной Армии подался вперед, его глаза загорелись лихорадочным блеском.
«Красный командир… В твоем послужном списке дерьма с головой хватает. Виселица у большевиков тебя давно заждалась, — размышлял обер-лейтенант. — В январе сорок второго добровольно сдался в плен. На сотрудничество пошел по своей воле. После вербовки и спецподготовки совершил две командировки в тыл врага. Один раз руководителем разведгруппы. Отработал прекрасно, добыл серьезную тактическую информацию. Получил награду от самого Пиккенброка, правой руки Канариса. Достаточно сносно говорит по-немецки, но это сейчас к делу не относится. Добился неплохих результатов в работе с курсантами, некоторые из них до сих пор работают в тылу у русских. Сейчас готовит спецгруппу для заброски на «глубокое оседание» в Грузии. Материал неплохой, не то что последние отбросы, пять-шесть вменяемых из этих азиатских недоумков всегда можно набрать, а Грузия пока подождет. Своих курсантов ты за месяц, надеюсь, хорошо изучил, а раз так, то, как говорится, тебе и карты в руки. Вижу, из кожи лезешь, чтобы выслужиться, вот и шанс подвернулся. В случае успеха — звание лейтенанта, Железный крест, а то и с дубовыми листьями, и служба в центральном аппарате. Какому русскому Ивану такое могло присниться?!»
Пронзительный скрип нарушил затянувшееся молчание. Подвижный, как ртуть, Коляда истомился от ожидания и нетерпеливо заерзал на стуле. Один из самых результативных инструкторов-вербовщиков мог позволить себе многое. На его счету более десятка удачных забросок разведгрупп в тыл к русским. Две последние, осевшие под Кутаиси и Орджоникидзе, вот уже три месяца выдавали серьезную информацию, и это говорило само за себя. Надежность бывшего капитана Красной Армии тоже не вызывала сомнений, ее проверил не только лейтенант Райхдихт через своих тайных агентов, но и НКВД, отправив родителей на расстрел, а самого Коляду в Воркутинские лагеря. Затем была недолгая служба в штрафбате, где он не захотел искупить ни свою вину, ни вину родителей и при первом удобном случае дезертировал.
