– Мы не знаем, что это за колодец и что в нем за вода, – зашипел Герман. – Мозги включай хоть изредка. А если это вообще не колодец, а морок, и в ведре нам невесть какой настой поднесут? Никогда не ешь и не пей того, в чем не уверен на сто процентов, тем более в таких местах.
Оперативник бросил ведро в колодец, дождался мелодичного «плюх» и начал вращать скрипучий ворот.
– Слушай, если все так непросто, то, может, позвонить в отдел, наших предупредить, что тут ситуация изменилась? – предложил Колька. – От греха?
– Давай-давай – одобрил Герман, подцепляя рукой дужку ведра. – Хо-о-орошая идея!
Колька вынул из кармана телефон и понял, что оперативник, по традиции, шутки с ним шутит. Сигнала не было вовсе, будто спутники и вышки операторов огибали стороной маленькую Волоховку, рассудив, что местным жителям связь с Большой Землей не нужна.
– Капец какая холодная. – Герман черпал горстью воду прямо ведра и затирал ей грязные пятна на своих джинсах. – Как бы радикулит не получить.
– Ну нафиг. – Колька глянул на красно-синие руки Германа и поежился. – Мне в Кремль на прием не идти, я и так похожу.
– В машину грязным не пущу, – мстительно заявил оперативник. – Даже не мечтай.
– А я портки сниму и в труселях поеду, – хмыкнул Колька. – Дам с нами нет.
– Что ж это ты, лихоимец, делаешь! – раздался визгливый вопль. – Из общего ведра – и грязь свою! Чтобы тебе пусто было, чтобы тебя бородавки задавили, чтобы…
– Хорош орать, – остановил злословие невзрачной бабенки средних лет, стоящей около колодца с пустым ведром, Герман. – Тем более пустые твои проклятия, тетка, от них даже комар не чихнет. Нету у тебя силы, я это чую. Старуха из крайнего дома тебя послала?
– Какая-такая старуха… – неуверенно начала бабенка и осеклась, увидев уже знакомый Кольке серебряный нож. – Она.
– Я-то думал тут ведьмы живут, а тут кубло гадючье, – задумчиво протянул Герман. – Как-то так.
– Одна она здесь, бесовка эта, – проговорила бабенка. – Пришла три года назад сюда, лешего нашего подчинила себе, потом Власия, хозяйка ковена нашего, пропала как в воду канула. Остальные-то девоньки у нас молоденькие, куда им с этой тягаться.
– А ты что же? – Герман убрал нож под куртку. – Ты-то не молоденькая, я погляжу.
– Да уж, не молоденькая. – Колька моргнул – показалось ему, что некрасивое, но нестарое еще лицо селянки на миг стало лицом древней старухи. – Только вот силы у меня нет, забрали ее у меня, еще при царе-Освободителе забрали. Сцепилась я с одной залетной, гордыня меня, вишь, обуяла, захотелось доказать этой лярве французской, дуре картавой, что наши онучи ихних не вонюче.
