Вечером к Игнату пришли Русаков, Наталья Захаровна и Игорь. Стол, в который уже раз, был заново накрыт. А Игнат был оживлен, свеж и бодр, как будто его день рождения только начинался.
Вошла Авдотья, неся на большой сковороде только что поджаренную яичницу, и празднование вступило в заключительную и самую Трезвую стадию, потому что из всех сидящих за столом выпить могли только двое — Игнат да Русаков. Но Игнат уже столько поглотил всякого вина, что и смотреть на него не мог, а Русаков лишь выпил рюмку за здоровье новорожденного, памятуя, что во всех случаях жизни председатель колхоза должен руководствоваться одним мудрым правилом: выпить можно всюду, но напиваться нельзя нигде. И как-то само собой забылось, что сегодня день рождения Игната. Казалось, просто собрались люди вместе, чтобы провести летний вечер, спокойно поговорить о своих делах, отдохнуть от дневной работы, ну, в общем, почувствовать всю красоту этого закатного часа, ощутить его тишину. Что ни говори, а все-таки, несмотря на все жизненные горести, жизнь куда как хороша!
И под задушевный разговор, который шел словно без конца и начала, Игнат вспомнил те далекие годы, когда он вернулся в Большие Пустоши после войны.
— Дом стоял заколоченный, отец погиб на фронте, мать умерла… Сорвал я с дверей доску, шагнул через порог и потрогал рукой шершавые избяные венцы. А они, ну не поверите, почудились мне теплые. Погладил печь — здравствуй, матушка, а давненько тебя не топили. И вроде как запахло свежим ржаным хлебом. И заскрипели половицы — где же ты, хозяин, был? А я брожу по дому из зимней горницы в сени, из сеней в летнюю и дому своему говорю: здорово, дружище, теперь мы с тобой заживем. Где надо, подправим, где надо — подкрасим, а вокруг тебя сад разведем.
— Э, да ты, Игнат Романович, настоящий приусадебщик! — рассмеялся Русаков. — Какую поэзию вокруг дома развел.
— Приусадебщики, они поэзией не занимаются. Им бы с дома да с огорода побольше денег взять. А для меня дом — жилище мое, зачем же его попирать? Думаешь, Иван Трофимович, от этого польза колхозу? Человек живет землей, а ведь без воздуха, какой он житель земли? Так вот и свой дом и колхоз для меня — одно единое. Отними дом — нет колхоза, отними колхоз — нет дома. И не обедняй ты меня. Через свой дом я вхожу в колхоз. А кому свой дом не мил, и колхоз тому не нужен. Ты ему покажи рубль — он свой дом спалит.
Игорь сидел насупленный, не принимал участия в разговоре. Совсем неинтересны ему рассуждения о доме, усадьбе и колхозном поле. А Игнат продолжал:
