— А здорово все-таки этим браконьерам попало, — сказал Илька. — Больше не сунутся.
— Иван Трофимович, что же теперь всей этой компании будет? — спросил Игнашов.
— Вы желаете мести, ребята?
— Не мести, но по закону.
— Ах, закон! — Иван Трофимович понимающе переглянулся с Игнатом Романовым, прикурил от уголька. — А ведь у Васьки Про́цента в колхозе мать. И еще в соседях три сестры, два брата, восемь племяшей. А еще Егор Недовесов, Никодим Васильев, Еремей Антонович… Правда, они не колхозники, но и у них родня. Дядюшки да тетушки, братовья да кумовья. Подумать надо. Одного под суд отдашь, десятерых заденешь.
— Так, может, не надо было с ними связываться? — спросил Илька. — Отдать бы невод тихо и спокойно.
— И незачем было нам под весло лезть, — сказал Игорь.
— Ну нет, — ответил Русаков, — Ваську Про́цента надо было проучить.
— А родня?
— Тебе спасибо скажет. Пусть знает Васька, каково по дачам разъезжать да чужой рыбой пользоваться. А суд — другое дело! Суд и родню позорит. Как, Игнат Романович, согласен ты со мной?
— Ежели за все всех судить, и судить будет некому.
И переглянулись, хорошо поняв друг друга. Мальчишки! Все они еще мальчишки. Ликвидировать, уничтожить, подрезать под корень. А из ничего ничего не выжмешь. Когда колупаешь болячку, она лишь разрастается. А она должна отпасть, отсохнуть, потому что здоровое тело перестало ее питать. Собственниками нас делает бедность. А будет обилие — собственность станет бременем.
Русаков поднялся, взял охапку хвороста и бросил в костер. Искры вместе с дымом взлетели вверх и рассыпались по сторонам, и чем-то все это напомнило Русакову его беспокойные думы. Как сделать, чтобы ребята полюбили свою землю! Мысли простые, но кто ответит на них?
Они сидели у костра, и от дыма, стелющегося над берегом, от искр, взлетающих к небу, от всей этой летней ночи, когда все вокруг далеко-далеко видно, каждому представлялось то, что ему хотелось видеть, и у каждого возникало что-то свое, близкое, охватывающее сердце и радостью и грустью.
И вдруг Игорь, повинуясь каким-то смутным своим ощущениям, спросил:
— Ребята, а что, если нас вызовут завтра в правление и скажут: кто хочет — оставайтесь в колхозе, а нет — поезжайте учиться, работать на заводе? — Он взглянул на Русакова. Ребята молчали. Словно ничего не слышали. — Что же вы молчите, ребята?
Игорь не заметил, как рядом с ним поднялся Игнашов. Юрка испытующе взглянул на Русакова.
— Иван Трофимович, можно говорить начистоту?
