Синеватый дым вклинивался в белёсые облака, образуя чудные узоры. Запах пороха задавил и вытеснил все прочие ароматы. Перед Ратибором легла невидимая черта, которую не смог переступить ни один разбойник. Только ручейки крови отваживались касаться сапог всадника. Под его подошвами собралась огромная лужа тёмной густой жидкости. Он её не замечал. Он не отвлекался на перезарядку — пальцы сами, чётко и быстро вставляли цилиндрики со свинцовыми головками в барабаны. Он не целился, позволяя сверкающим помощником самим выбирать жертву. Он смотрел в лица врагов. Ещё недавно наглые и угрожающие, они были охвачены страхом. Уже никто не желал получить ни деньги всадника, ни его жизнь. Каждый жаждал сохранить собственную. Но выстрелы Ратибора рушили даже робкую тень надежды. Всадник не собирался выпускать никого. Это был его суд и тут же исполненный приговор. Приговор человека потерявшего Родину, друзей, возлюбленную и часть самого себя. Приговор человека обречённого на месть. Обречённого на убийство…
* * *
Ратибор опустил револьверы, когда в зале не осталось ничего живого, кроме него самого. Даже мухи, оглушенные и задыхающиеся в дыму, замертво падали на тела разбойников. Перешагивая через трупы и скользя по залитому полу, всадник отыскал Кривого. Поморщившись, выдернул лезвие. Вытер его о чудом оставшийся не пропитанным кровью клочок одежды убитого. Собрал нож. После грохота выстрелов, воцарившаяся тишина казалась абсолютной. Лёгкий шорох, где-то за пивными бочками, показался всаднику раскатом грома. Он вскинул револьвер. Ещё секунду назад, Ратибор бы не задумываясь, выстрелил, проделав дырку и в бочке, и в том кто за ней прятался. Но боевой азарт схлынул, всадника тошнило от вида крови, в висках стучало, голова раскалывалась.
Пусть живет, коли, догадался спрятаться, подумалось Ратибору. Он подошёл к бочке.
— Вылазь. Не трону, — голос у всадника стал хриплым, словно у говорящего ворона Цицерона.
В ответ кто-то заскулил.
— Обделался от страха? — держа оружие наготове, Ратибор обошёл бочку. — Говорю же не… — всадник осёкся. Ему стало не по себе при мысли, что он мог выстрелить наугад в прячущегося человека. Ведь это была всего-навсего перепуганная девчонка лет тринадцати.
Скорее всего, она укрылась здесь ещё до начала перестрелки. По крайней мере, войдя в пивнушку, всадник её не заметил, хотя постарался отметить каждую мелочь. Наверное, от разбойников спряталась. Перепугалась… А может быть? Ратибор ещё раз посмотрел на девчонку — лицо распухшее, одежда изодрана, тонкие руки, плечи, шея — места живого нет, сплошной фиолетово-чёрный кровоподтёк. Глаза пустые, смотрит сквозь всадника куда-то вдаль, на внутренней стороне худого бедра высохшая кровь… И скулит, скулит, скулит…
