- Так что теперь - за борт его что ли выкинуть?
- Знаешь, на самом деле не худшее решение... - командир ненадолго задумался, прежде чем выдать указания, - Значит так: мальчишку пока никто толком не видел, кроме трёх матросов, механика и самого капитана, у нас - это я, ты и экипаж Минакеева. Удачно он под вечер вылез, как раз все ужином заняты были. Мореманы со своими сами разберутся - капитан в молчании не меньше нашего заинтересован, всё, что на борту - под его ответственностью. С сержантом и его обормотами делай, что хочешь, но никого постороннего они не видели! Понятно?
- А с парнем что?
- Не твоя забота. Да не дергайся ты! - возмутился он, видя колебания зятя, - Я еще из ума не выжил, чтобы детей топить! Высадимся в порту - по-тихому передам безбилетника знакомым, они вернут его на родину. Главное, чтобы Махоркин раньше времени не оклемался, хотя... Это тоже не твоя забота. Твое дело - собственное молчание и молчание нашего "любимого" экипажа. Приказ ясен?
- Так точно!
Не спросив меня, жизнь совершила новый кульбит: под покровом жаркой южной ночи состоялась выгрузка с корабля. Темнота, конечно, была условной - и судно, и площадку освещали мощные прожекторы, но эта прибивающая к земле жара! И если такое творится около моря и после захода солнца, то что же здесь настанет днем и чуть дальше от берега?
Пусть Маньяк и молчал насчет конечного пункта, но нельзя сказать, что я совсем не подозревал, куда могли направить танковое подразделение в полной боеготовности, да еще морем из Феодосии. Все же по географии и новейшей истории у меня в аттестате стояли вполне заслуженные "отлично". Вот только надежда на ошибку тлела робким огоньком все путешествие.
Причина, по которой я до последнего мгновения цеплялся за свою отчаянную веру, что все мои догадки - игра испуганного воображения, банальна до безобразия: каморка, где меня заточили, располагалась аккурат над машинным отделением. Такое размещение одновременно создавало неудобства от постоянного шума двигателей, и дарило определенный комфорт: машинный зал был оборудован гениальным в своей простоте рунным конструктом, поглощающим тепло. Почему такие определения? Потому что это был тот самый конструкт, который позволил никому не известному молодому артефактору Петру Романову полвека назад вписать своё имя в летопись империи. Прямо скажем, идея витала в воздухе - для активации и зарядки большинства рунных изделий помимо магии требовалось тепловая энергия. И если для запуска системы магическая составляющая была обязательна, то для последующей работы очень часто хватало обычного нагрева. Отчасти это же являлось ограничением: например, зимой мои защитные кольца, подпитываемые температурой тела, заряжались намного медленнее, но вот в машинерии, где избыточное тепло постоянно становилось проблемой - идея работала на ура.
