Василий Васильевич вспомнил Сорочинского того времени — тридцатипятилетнего долговязого детину с отвислым и всегда потным носом на сухощавом лице. А за ним сразу и лицо Марии Опанасовны Сорочинской, жены старшего брата Петра — Миколы, имевшей псевдоним Артистка. Это она в последний момент круто повернула судьбу Сорочинских, обратившись за содействием к чекистам.
Киричук снял телефонную трубку. Он захотел сообщить о заявлении Сорочинского Михаилу Степановичу Попереке, работающему начальником управления внутренних дел Донецкой области, а в конце сороковых годов занимавшему пост заместителя министра госбезопасности Украины.
— Поперека слушает! — раздался в трубке басовитый отрывистый голос.
Киричук, улыбаясь, назвал себя.
— A-а, Василий Васильевич, доброго здоровья! Рад слышать.
— Спасибо, Михаил Степанович! Как вы-то?..
— Раны дают знать, а так, как говорится, все на уровне… Что у тебя, выкладывай, а то времени, как всегда…
Киричук придвинул к себе объемистый том следственного дела, будто хотел раскрыть его, и ответил!
— Заявление поступило от нашего общего знакомого… бывшего оуновца Сорочинского, который на Волыни…
— … убежал из-под ареста… Как не помнить, ты тогда до света поднял меня, перепугался шибко, — хохотнул Поперека и спросил: — Ну и что он?
— Нет, убежал тогда другой. А Петро Сорочинский — тот самый, который топором порешил главаря банд… Так вот, он вернулся было на родину, в Волынскую область, а там ему житья нет, бандитом ругают, ребятишки камнями в него пуляют.
— И чего же он хочет?
— Помощи. Просит засвидетельствовать, что помогал Советской власти, искупил свою вину.
— Чего он в органы госбезопасности-то обращается? Для этого есть Советская власть на месте, пусть на Волыни и просит помощи.
— Там не жалуют его. О нас вспомнил в трудную пору… Старость к родным местам позвала.
— Нечего ему на Волыни делать. Тут и весь мой сказ.
— Советуете отказать ему?
Поперека малость помедлил с ответом.
— Архивное дело надо поднять, — наконец предложил он.
— Оно передо мной, а волынскую операцию с Сорочинским я и без архива никогда не забуду.
Поперека не согласился:
— Не умел я полагаться только на память, хотя она меня не подводила, тем более когда около сорока годов прошло.
— Памятное было время.
Василий Васильевич попрощался, положил трубку и мысленно ушел в ту далекую пору, о которой сейчас говорил с Поперекой.
