— Ты уже не сильно голодная? Пойдем, прогуляемся немного.
Она удивилась слегка — а как же та, другая? — но ответила весело:
— Пойдем.
* * *
Лин, сидя за столом рядом с женой, в который раз оглянулся на постовую башню над берегом. Человек, стоявший на ней, тут же взмахнул факелом: вниз влево, вверх вправо — все в порядке. Но этот жест, такой знакомый и важный, не успокоил, а усилил тревогу. Лин повернулся обратно к столу, отпил вина. Единственный бокал за вечер — потом, если праздник пройдет хорошо, они с Тайсой выпьют больше, уже вдвоем, но сейчас лучше держать голову ясной. От вина немного потеплело в груди, согрелись наконец ладони, ледяные с тех пор, как он вошел в реку. Но тревога не проходила.
— Все в порядке. — Тайса положила ему руку на сгиб локтя, ласково ткнулась лбом в плечо. — Все хорошо, слышишь? Твои соколы никого не пропустят.
Он кивнул рассеянно, поставил бокал. Пить перехотелось совсем. От сладкого ароматного вина во рту противный металлический привкус, сердце стучит, как от хорошей порции кофе. Так, не оглядываться еще хотя бы двадцать минут. Ребят тоже отвлекать не стоит лишний раз, они и без того делают все, что могут. Они подарили ему этот праздничный вечер. Лин хотел сегодня днем подольше остаться в городе, почти до самой церемонии, и еще раз все проверить, но они чуть ли не пинками выгнали его домой.
— Иди, командир, хоть женись по-человечески. Мы тут сами справимся.
В праздничные ночи город освещали особенно ярко — и огнем, и газовыми трубками, и электричеством из всех доступных источников. Жители до утра на улицах, веселье, алкоголь, романтика — бдительность падает, и нодийцы могут этим воспользоваться. Никто, кроме старших защитников, не знал, какая это сложная задача — сделать так, чтобы люди хоть на несколько часов могли расслабиться, и при этом охранять их незаметно, не нарушая дух праздника. Впрочем, лучше уж открытая военная обстановка, чем показная беспечность — неизвестно, что там кому придет в голову.
И теперь вроде бы тишь да гладь, но уже ясно: весь вечер сидеть как на иголках. Ладно, это можно было предвидеть. Только бы не напугать остальных, беспокойство — штука заразная. Лин улыбнулся, заговорил с дедом, подхватил какую-то шутку — искренне, но мыслями оставаясь при своем. Странно. Он же знает — все в порядке, но все равно ощущение, будто что-то упущено, и не сейчас, а давным-давно.
…Может, это просто лето. Россыпи звезд в небе вперемешку с искрами от костра — серебро с золотом. Запах реки, цветущего шиповника… И пожара. Он лежит на земле навзничь и смотрит в это бездонное небо, не отрываясь и не мигая, и руки деда, трясущиеся руки, держат его голову, обтирая лицо мокрым полотенцем. «Айн, ты только дыши. Дыши, мой мальчик, не закрывай глаза. Потерпи немного…» Он готов терпеть сколько угодно — ему не больно, он не чувствует тела, совсем. Он все помнит и слышит, но не хочет понимать того, что произошло, — и весь мир остается где-то вовне со всеми его кошмарами. И вот в нем уже только небо и звезды — без конца и края. Потом звезды гаснут, становится легко и радостно — и тут ослепительная боль возвращает его в сознание, чтобы в следующие годы не покидать ни на минуту.
