Сначала в толстой бетонной трубе было довольно прохладно, но дальше стало теплее. Несколько шагов в темноте, поворот — и свет.
Он, конечно, почувствовал ее приближение: он всегда знал, что она должна прийти. И, как обычно, ждал ее на развилке у запертой решетчатой двери, отделявшей внешний мир от его мира.
Улыбаясь, Катрин приблизилась к нему и обняла, на секунду прижавшись щекой к его стеганой куртке и накидке из грубой шерсти. Его ответное объятие было робким и нерешительным: между ними все еще сохранялась некоторая неловкость. Она отстранилась и прислонилась к стене.
— Лиза? — наконец вымолвила она. Он утвердительно кивнул головой. — Я еще кое-что узнала… Сегодня я получила сведения, о которых, думаю, тебе следует знать.
— Какие сведения? — Хотя голос его звучал мягко, но он говорил как бы нехотя, будто не был уверен, что хочет слышать об этом.
— Она связана с одним человеком — своим мужем, — поправилась она. Между ней и Винсентом должна быть только правда — даже в таком щепетильном деле. Он внимательно смотрел на нее, но ей показалось, что мысли его блуждали в другом месте. — Он продает оружие террористам, и его будут судить за это. Вполне возможно, что Лизу привлекут дать против него показания.
Он снова кивнул с отсутствующим видом. Когда он наконец заговорил, она едва могла разобрать слова.
— Я понял, что у Лизы были причины прийти сюда. — Его голос выдавал, как он расстроен.
— Отменили ее выступления, — сообщила она. — Она, по-видимому, уехала из страны.
Он долго молча смотрел на нее. Потом тихо произнес:
— Катрин, она у нас.
Это был удар. На какое-то мгновение она потеряла дар речи. У нее вдруг пересохло во рту.
— Ну что ж, — бодро сказала она, но голос ее звучал неестественно и непривычно для нее самой: показная непринужденность обернулась жуткой фальшью. — По крайней мере, мы знаем, где она.
— Да, — ответил он мягко и задумчиво.
Она больше была не в состоянии это вынести. Если он не хочет или не может все объяснить ей, она сама спросит.
— Винсент, что значит для тебя эта женщина?
Он посмотрел на нее тревожным взглядом, и ей показалось, что он сейчас заговорит.
— Ты можешь мне сказать? — мягко спросила она.
Он не мог заставить себя говорить, не мог заставить себя вспомнить прошлое и вновь пережить то страдание, боль и чувство вины… Выражение лица Катрин, ее растущая неуверенность за их будущее, ее беспокойство и любовь к нему, перед которыми отступали ее собственные треволнения, — все это он чувствовал, пропуская через свои переживания. Он любил ее за мужество. Но… Допустим, он откроет ей всю неприглядную правду и обнажит свою душу перед ней. А что, если она не сможет принять ее, как не смог и он? Что, если это оттолкнет ее от него и от содеянного им?
