Красная Шапочка сорвалась с места и побежала, а волк погнался за ней. Она стала бросать позади себя пирожки — они превратились в острые камни, и волк поранил ноги, но не остановился. Тогда Шапочка выхватила из корзинки горшок масла и метнула его за спину. Масло растеклось по земле, она стала вязкой, превратилась в болото, и волку пришлось обходить его, но он всё равно снова настиг беглянку. Наконец она бросила корзинку, и там, где та упала, земля провалилась, получилась глубокая-преглубокая яма, а волк…
Тут застучались во входную дверь.
— Это он, — в отчаянии пробормотал Жорж.
— А ты притворись, что уже спишь, — посоветовал ему Эжен, — Мы с Полиной его встретим, а до тебя он не доберётся.
Макс казался сильно пьяным — в глазах у него был тёмный туман.
— Вот, — сказал он, однако, неизменившимся голосом, — уложился в полдня, — вытряхнул из кармана новые деньги, объявил, — Пять тысяч! А в придачу — обед, свежее бельё, купание, интимный массаж… Недурно, правда?
— Где же такое бывает? — усмехнулся Эжен.
Полина смотрела в недоумении: она привыкла видеть отца строгим и собранным…
— Где, по-твоему, я мог раздобыть вот это? — Макс показал крошечную фигурку сидящей кошки, выточенную из тёплого, полупрозрачного камня.
— … Затрудняюсь…
— А ведь считал себя знатоком света, м?… Полина, это тебе.
Взяла статуэтку, повертела в руках, вздохнула, вместо «спасибо» проронила «доброй ночи» и ушла к себе.
Макс лунатично расхаживал по комнате, снимая с себя одежду.
— Ты не задаром получил то, чем кичишься: правая рука у тебя изрядно перетружена, а левая… ((Левая от кисти до локтя распухла и полиловела из-за отбитых ударов)).
— О! Я и ног под собой не чувствую, и спина одеревенела, и вообще я не знаю, что у меня не болит… Ты хороший фехтовальщик?
— Не выяснял.
— А я, как оказалось, лучший в Париже.
— У тебя был поединок?… Эй! Оставь на себе хоть что-нибудь!
— Мне жарко. А тебе полезно посмотреть, как это делается.
Раздевшись донага, Макс лёг и уставился в потолок тусклым взглядом…
— Мы снова застеклили окно, — сообщил ему Эжен, до того несмущённо, что Макса передёрнуло; ему захотелось укрыться, словно зашёл ребёнок. Он поднялся, нашёл халат…
— Когда мы утром искали деньги, я случайно раскрыл «Монахиню» Дидро…
((Раскрыв «Монахиню», Эжен не нашёл текста — он весь был вырезан. Книгу превратили в шкатулку, а хранились в ней какие-то письма. Надписи на конвертах расплылись от давней сырости, но Эжен узнал почерк матери и своё имя в позиции адресата)).
