Стоя на палубе клокочущей моторами «Святой Анны», он наблюдал, как через откинутый пандус в чреве его трюма исчезают один за другим сотни мужчин, молодых и старых, многие из которых всходили на борт на коленях с преклоненной головой. Женщин земной удел Божьей Матери к себе не допускал.
Оно и правильно, внесут смуту в мысли и намеренья.
Поднявшись по ступеням на верхнюю палубу, Павел отыскал никем не занятое место в углу и осмотрелся: судя по речи, болгары, русские, сербы, греки… Слева сидели пожилые длиннобородые клирики, а справа примостился совсем юный парнишка, спешно докуривавший свою сигарету.
— Эх, беда, не успел даже искупаться, прямо с самолета сюда привезли. — Парень горестно вздохнул и бросил окурок в воду.
— Ну, так на месте окунешься, — усмехнулся Троян.
Мальчишка вскинул на него испуганные глаза:
— Да вы что, на Афоне купание не благословляется! И загорать там нельзя, и песни петь, и музыку недуховную слушать…
— А в какой из монастырей путь держишь?
— Ясное дело в какой, в Свято-Пантелеимонов, там служат на церковнославянском…
Сам Троян в «русский» монастырь ехать не захотел — ну его, того и гляди, опять кого-нибудь знакомого встретишь. У российской братвы дружить с церковью считалось делом полезным. Но если в девяностых в храм «заскакивали по-скорому — свечку запалить», то современная криминальная элита ехала за духовным детоксом уже на сам Афон.
Поэтому из осторожности в столице монашеской республики Павел пересел с парома в старый автобус и трясся в нем больше часа под звуки церковных песнопений к югу узкого полуострова, где в отвесную скалу над ущельем врос суровый монастырь Святого Павла.
Растительность на Афоне оказалась щедрая: с фруктовыми деревьями, ухоженными виноградниками и оливковыми рощами. Вдоль кромки моря высились кипарисы и широкостволые платаны, бросавшие волнистую тень на скупой каменистый берег…
Наконец за изгибом дороги показались угрюмые византийские стены, добела отшлифованные ветром. У подножия их, ворочая тяжелые валуны, бурлила горная река. Фоном для обители служило сквозное прозрачное небо и припорошенная снегом вершина Святой горы. Над ущельем с тоскливыми криками кружились сытые чайки, их протяжное клокотание вызвало у Павла чувство беспокойства, но он его усилием воли подавил, решительно подхватил свою спортивную сумку и первым спрыгнул с подножки автобуса на священную землю.
За коваными воротами, со скрипом распахнувшимися перед паломниками, царили покой и обнажающая душу тишина.
