— Правда, — подтверждает Лоример. — Ни одной игуаны.
— Нам обещали на Рождество шетландского пони, — грохоча гравием, шутит Бад.
Анди растерян, но тоже смеется.
У Лоримера муть в голове. Не одна усталость тому причиной — за год жизни на «Подсолнухе» атрофировалась восприимчивость к новизне. Он вяло пользуется «полным вулагонгом», и Анди препровождает своих подопечных обратно в тот первый отсек, а затем дальше, в большую кабину управления полетом. Там Дейв произносит в адрес «Луны-центральной» короткую благодарственную речь и получает любезный ответ.
— Нам тут нужно еще повозиться, закончить с переменой курса, — говорит Леди Блю.
Лоример угадал верно, это немолодая мулатка. У Конни тоже довольно экзотическая внешность, остальные — европеоиды.
— Принесу вам поесть, — радушно улыбается Конни. — А потом, наверное, вы захотите отдохнуть. Мы для вас приготовили соты.
Она не совсем правильно произносит слова. Тут у всех один выговор.
Покидая кабину, Лоример видит по глазам Дейва, как глубоко тот ушел в раздумья. Трудно бывшему капитану «Подсолнуха» смириться с мыслью, что он теперь всего лишь пассажир на чужом борту. Ему тут не командовать, не рассчитывать курс, не получать сообщений извне.
И это последняя внятная мысль Лоримера. А последнее внятное ощущение — вкус непривычной, но качественной пищи. Через уже знакомый спортзал пассажиров отводят в корму, в спальный цилиндр. Там шесть ирисовых люков, этакие собачьи дверцы. Лоример пропихивается через свою лазейку и видит поместительный матрас, столик и полки в стене.
— Это для выделений. — Рука Конни просовывается в люк, указывает на мешки. — Возникнет проблема — высуньте голову и позовите. Вода вон там.
Лоример почти не слушает, у него нет сил отвечать; он даже не ползет, а дрейфует к матрасу. Добравшись, кое-как устраивается и получает новый, последний на сегодняшний день сюрприз: начинается ровное, бесшумное вращение спального цилиндра. Лоример с наслаждением тонет в мягком, и с каждой минутой центробежная сила прибавляет ему веса. Одна десятая g, а может, и побольше. Ускорение не прекращается, и он проваливается в самый крепкий и здоровый сон за весь прожитый в космосе год.
Только на следующий день ему станет известно, что, пока он спал, Конни и еще две женщины без устали, без передышки толкали перекладины, вращая спортзал и треща при этом как сороки.
Ох и горазды же они языком чесать, снова думает Лоример, вернувшись в настоящее время. Память выплескивает поток докучливого гомона: вот болтают на кухне по телефону Джинни, Дженни и Пенни, вот бубнит мать, вот щебечет Эми, сестра. И нет этому конца-краю. Ну о чем о чем, о чем можно постоянно трындеть?
