Примеры господина аббата | страница 13

— Проклятие, каким он был глупым мальчишкой! Она ведь была тогда совсем девочкой, почти ребенком. И она согласилась бы!

— О, он все отлично помнит. Она была очаровательной куколкой, белое платье ей так шло к лицу.

— А еще раньше, когда они были малышами.

— Он частенько таки трогал ее руками во время купаний.

— Ха-ха-ха. Она была толстенькая, а на правой ноге, значительно выше колена, у нее родинка.

— Он непременно хочет ее посмотреть, сию же минуту…

— Нет, пусть она называет его просто Лукой. Ведь она его любит?

— А он сдержал свое слово, он приехал.

— Кстати: если она девственна, следовательно ничего еще не знает и не умеет? Но он научит. О, он знает такие штучки!

Он показывает ей какие-то картинки. Марта не сразу поняла их смысл.

Ах, Боже мой! Ее щеки заливает горячая краска стыда, ей хочется убежать домой, забраться в свою комнату и плакать.

— Значит, она придет? Старики, наверное, ложатся спать рано.

Он будет ждать ровно в час, возле маленькой садовой калитки.

Пробило час.

Образ Мадонны затуманен слезами. Или это у нее самой из глаз текут слезы?

Теперь он стоит у калитки и ждет.

Время бежит быстро, словно часы бьют в такт с сердцем.

У лошадки совсем вылез хвост, краска облезла и потрескалась.

Что он говорил сегодня?

А его лицо… Оно такое бледное и усталое…

Часы бьют два. Он, наверное, уже не ждет.

Заря занимается все шире и шире.

Из соседнего дома выплеснули на улицу воду. Это, должно быть, проснулся лавочник.

Марта навсегда осталась старой девой.

Не спеша, проходили годы; среди них были такие, что выпили со щек румянец и некрасиво наморщили на лбу кожу.

Если бы Лука приехал еще раз, он уже не узнал бы Марты или, во всяком случае, не захотел бы узнать ее.

Баронессе Ванде Паульсен-фон-Штейн посвящаю

Богу было угодно, чтобы великие тяжести и испытания, какие налагает на венценосцев власть, были возложены на слабые плечи тринадцатилетней девочки.

Было то тяжелое время.

Много походов совершил ее отец, много земель исходил его конь, и там, где ступал он, переставала расти жатва, и города пылали, как восковые свечи.

Суров и властолюбив был Великий Герцог Лев, и недаром прозвали его «Длинный Меч». Не было такого уголка на земле, куда бы не могло проникнуть острие его лезвия.

Удивительно ли, что все соседние государи трепетали перед его гневом? Говорили, что даже сам святейший папа, называвший герцога стражем церкви Христовой, втайне возносил молитвы о его погибели.