После работы он садился на станции Митака на один из последних поездов линии Тюо, сходил в Синдзюку и шел в свою клетушку в небольшом жилом доме в Наканосакауз. Иногда Такаки уставал так, что сил на прогулку уже не было, и брал такси, но обычно он шел пешком и добирался до дома эа полчаса. В эту квартиру он переехал после университета. Можно было за небольшие деньги снять жилье поближе к офису в Митаке, но мысли жить так близко от работы Такаки претила, а главное — он очень хотел быть как можно ближе к лесу небоскребов Западного Синдзюку, которые из окна квартиры в Икэбукуро казались совсем маленькими.
Вероятно, поэтому Такаки и поселился именно здесь. Лучшей частью дня он считал те минуты, когда поезд несся к станции Огикубо и за окном возникали, медленно приближаясь, высотки Западного Синдзюку. Вагон ночного поезда, ехавшего в Токио, понемногу пустел, после трудового дня спеленутое костюмом тело приятно бередили усталость и удовлетворение от выполненной работы. Такаки пристально вглядывался в крохотные башни, полускрытые офисными зданиями, и они под стук колес — тыдык! тыдык! — прибавляли в высоте, затмевая всё остальное. Черные контуры небоскребов врастали в токийское ночное небо, всегда мерцающее странным светом. Несмотря на поздний час, маняще сияли желтые окна, за которыми продолжали работать люди. Вспыхивали и гасли красные предупредительные огни, словно отмечая чьи-то вдохи и выдохи. Приближаясь к по-прежнему далекой красоте, Такаки смотрел на башни и думал о чём-то своем. Его сердце трепетало.
Потом опять наступало утро, и он ехал на работу. Покупал жестянку с кофе в торговом автомате у входа в здание, пробивал тайм-карту, садился на свое место, включал компьютер. Пока загружалась ОС, пил кофе и сверялся с планом заданий на день. Мышкой запускал все необходимые программы, опускал пальцы на клавиатуру. Перебирал в голове различные алгоритмы, позволяющие достичь поставленной цели, оценивал каждый, потом пролистывал список функций API и щелчком вставлял нужную в программный код. Ощущал курсоры мыши и текстового редактора частями своего тела. Представлял себе, как на следующем за API уровне функционирует программный слой операционной системы, а под ним — ее ядро, а еще глубже — наверное, как в кремниевом кристалле процессора движутся воображаемые электроны…
Становясь всё более искусным программистом, он постепенно начал испытывать благоговение перед собственно компьютером. Такаки имел туманное представление о лежащей в основе всех полупроводниковых технологий квантовой теории, однако, каждый день имея дело с компьютером и привыкая к нему, не мог не восхищаться невероятной сложностью инструмента, а также людьми, создавшими этот необыкновенный механизм. Есть в этом что-то почти мистическое, думал Такаки. Для описания Вселенной создали теорию относительности, для описания поведения микрочастиц придумали квантовую механику, возможно, когда-нибудь в будущем они сольются в теорию великого объединения или в теорию суперструн, размышлял он, и ему казалось, что, работая с компьютером, он будто прикасается к тайнам этого мира. Это ощущение без какой-либо ясной причины пробуждало воспоминания о давным-давно забытых снах и чувствах, о местах, где Такаки любил бывать, о музыке, которую он слушал после уроков, об особенной девочке и обещании, которое он так и не смог выполнить — только вот соединить всё это в единое целое у него не получалось, словно он шел во тьме и не видел дороги. Поэтому, ощутив настоятельное желание вернуть в свою жизнь что-то важное, он зарывался в работу еще глубже. Как музыкант-одиночка, увлекшийся беседой со своим инструментом, Такаки продолжал спокойно стучать по клавиатуре.
