Она уже осознала, что стоящий рядом любимый мальчик, который до сих пор служил ей поддержкой и опорой, уедет далеко-далеко; осознала и смирилась. В мыслях она снова и снова возвращается к письму, полученному за несколько недель до их встречи: он писал, что его семья опять переезжает. И всё-таки.
И всё-таки, заглядывая в бездонную тьму, она думает о том, что он уедет, что рядом уже не будет ни этих плеч, ни этой нежности, и ею овладевают беспокойство и одиночество. Всё это давным-давно прошло и должно быть забыто, думает она во сне. Но тяжесть на сердце не проходит, словно всё случилось только что и рана еще свежа. Как хорошо было бы, если б снежинки превратились в лепестки сакуры, думает она.
Как хорошо было бы, если бы настала весна. Если бы мы двое без потерь пережили ту зиму, встретили весну, жили в одном городе и по пути домой всегда смотрели на ту сакуру. Как хорошо было бы, если бы сейчас всё было именно так, а не иначе…
Однажды ночью он читал книгу.
Перевалило за полночь; он лежал в постели и никак не мог заснуть; сдавшись, он вытащил из сваленных у кровати книг ту, что казалась поинтереснее, открыл жестянку пива и приступил к чтению.
Ночь, холод, тишина. Вместо музыки он включил телевизор, сделав звук потише; в ночном эфире шел западный фильм. Занавеска была отдернута, за окном горели бесчисленные огни большого города, по-прежнему падает снег. Он пошел после обеда, временами сменяясь дождем, который в свой черед опять сменялся снегом; после захода солнца снежинки становились всё крупнее и крупнее, пока не начался самый настоящий снегопад.
Он не смог сосредоточиться на книге и выключил телевизор. Стало очень тихо. Последние поезда ушли, не было ни урчания машин, ни воя ветра; казалось, стоит прислушаться — и услышишь, как снаружи, за стенами его квартиры, падает снег.
Неожиданно в нём возродилось давно забытое уютное чувство, будто он окружен неким теплым коконом и защищен от зла. Размышляя над тем, откуда это чувство взялось, он вспомнил сакуру, которую видел когда-то зимой, давным-давно.
…Сколько же лет прошло? Я закончил тогда первый класс средней школы, значит, больше пятнадцати лет”.
Сна не было ни в одном глазу; он со вздохом закрыл книгу и одним глотком допил остававшееся на дне банки пиво.
Три недели назад он ушел из компании, в которой проработал почти пять лет, ушел в никуда, в свободный поиск; делать ему было нечем, и он целыми днями бил баклуши. Впрочем, именно теперь тревога, которая терзала его много лет, отступила, и сердце успокоилось.
