Второй вариант предполагал тайное проникновение взрослых антисов в систему Ларгитаса на манер диверсионной группы. Когда у Кешаба спрашивали, в состоянии ли антисы ужом проскользнуть в щель между ларгитасскими фрегатами и галерами Великой Помпилии, а потом, в тылу флотилий, подкрасться к планете так, чтобы их не засекли, Злюка отмалчивался, хмурил брови, хрустел пальцами. Нестись сломя голову за добычей было, в его представлении, куда достойней для владык космоса, чем красться по задворкам. Позор, читалось на лице Кешаба. Стыд и позор! В отличие от гордого лидера его напарники, Вьюха и Капардин, утверждали, что это вполне реальный способ. Во всяком случае, реальнее, чем рвать когти от границы сектора к Ларгитасу, рассчитывая, что Натху, выдернутый в волну насильственным путем, остолбенеет от испуга и даст себя сцапать.
Выбор между лихим налетом и тишайшим подлетом превратил генерала Бхимасену в знаменитого осла — Бхимасена переводил взгляд с одной копны сена на другую и не знал, с какой начать завтрак. Ставки были слишком высоки, чтобы ошибиться.
И вот: чудо.
Разве оно не трубило в трубы, подтверждая, что миссия брамайнов угодна богам?!
— Хорошо, — кивает гуру.
Рассказ генерала о решении Королевского Совета Ларгитаса, доброй волей пригласившего Злюку Кешаба к самым границам родной планеты, йогин выслушивает бесстрастно — чем, признаться, немало обижает Бхимасену. Генерал ожидал восторга, танцев вприсядку. Казалось, это он, генерал Бхимасена, лично убедил ларгитасское правительство нырнуть в болото гибельного хитроумия — и теперь требует аплодисментов.
— Очень хорошо. Какая же вторая новость?
— Я обещал вам шанс вернуться. — Генерал все еще обижен. Жалкое «хорошо», даже со снисходительной приставкой «очень», его не устраивает. — Коллант, в котором вы полетите, задержится на Ларгитасе. Они будут ждать вас на безопасном расстоянии. Таков уговор. Вам нет нужды спускаться в бункер. Если вы уцелеете в случае «горячего старта» Натху…
Это значит, что коллант будет ждать на орбите. Рисковать малыми телами, оставаясь возле бункера, коллантарии не хотят.
— Если вы уцелеете, — повторяет генерал, — вас подберут. Вас доставят домой. Это все, что я могу для вас сделать. Если же по каким-то причинам ваша эвакуация сорвется…
Он долго молчит, кусает губы.
— Если так, гуру-махараджа, вы знаете, что делать.
В иной ситуации Горакша-натх поправил бы Бхимасену, требуя правильного обращения. В иной ситуации, но не сейчас. Случается чудо, еще одно чудо, которого гуру ждал в последнюю очередь. Бесстрастие превращается в горсть щепок. Миг — и оно сгорает в нахлынувшем пожаре страстей, от которого йогин, сказать по правде, отвык. «Если вы уцелеете в случае „горячего старта“…» Если я уцелею, мысленно повторяет Горакша-натх. Если я уцелею… Слово «я» возвращает себе полузабытый смысл, вонзается в сердце отравленной спицей. В полутьме, в полусвете, задыхаясь в пучине тысячи вещей и миллиона образов, забыв, кто здесь йогин, а кто генерал, гуру спрашивает хриплым шепотом:
