Рядом с человеком, способным на такие поступки, опасно стоять рядом. Может зацепить.
Тераучи Оэ. «Шорох в листве»
— Здравия желаю, господин военный трибун!
— Вольно, примипил. Давно в новом чине?
— Третий месяц.
— Почему не сообщил?
— Вы бы решили, что я хвастаюсь, господин военный трибун!
Тумидус протянул руку. Пальцем коснулся двух серебряных молний в петлице молодого офицера, провел по зигзагам:
— Подполковник. Здесь, на Китте, ты бы считался подполковником. Я знаю, когда-то меня здесь звали полковником.
— Вас?!
— Да. Я был изгоем, лишенным чинов и званий. Я просил их, чтобы они перестали. Проклятье! Я просил, умолял, настаивал… Они соглашались. И всякий раз начинали по новой: полковник. В конце концов я смирился.
Вспоминать было больно. Двенадцать лет прошло, и все равно больно. Великий Космос, двенадцать лет как один день…
…за фонтаном начинались заросли бамбука. В зеленых султанах играл ветер. Поодаль возвышался ряд пальмовых колонн, отягощенных гроздьями плодов.
— Полковник?
Человек у фонтана обернулся. За годы, проведенные на Китте, Гай Октавиан Тумидус привык, что его называют полковником. Помпилианские военные звания были неприятны для вудунов. «Легат Тумидус» — это звучало вызывающе. Можно выгнать человека из армии, но можно ли выгнать армию из человека? Осанка, выправка, льдистый взгляд из-под вечно нахмуренных бровей. Раздражительность, идущая рука об руку с надменностью. Даже одетый в гражданское, Тумидус производил впечатление офицера. Что ж, гибкость вудунов славилась среди рас Ойкумены: они без особых трудностей превратили бывшего гвардии легата в абстрактного, символического «полковника»…[2]
— А сейчас? — заинтересовался молодой офицер. — Как бы на Китте звали вас сейчас?
— Сейчас? Бригадным генералом или просто бригадиром. Ты что, бездельник, не учил табель о рангах?
— Наш, — объяснил молодой офицер. На вид ему было за сорок, хотя по паспорту — тридцать пять. Чувствовалось, что жизнь не слишком щадила офицера. Повышала в званиях, но не щадила, нет. — Наш, имперский. Зачем мне чужие?
Тумидус поджал губы:
— Я тоже так думал. А как стал из легата полковником, сразу передумал. Не зарекайся, малыш. Родина тебя сегодня любит, завтра в дерьме купает. А все почему? Она Родина, ей можно. Я знаю, я был героем, изменником, опять героем… А она как была Родиной, так и осталась.
— Так точно, господин военный трибун!
Молодой офицер встал по стойке смирно. Это был наилучший ответ старшему по званию во время сомнительной беседы о Великой Помпилии. Закончив училище абордажной пехоты, молодой офицер второй десяток лет служил не на боевой галере, а в органах имперской безопасности. Это значило, что он отлично разбирался в повадках горячо любимого Отечества.
